– Ну, сказать что было слишком тесно, конечно, трудно. Но ведь и единственный корабль – не Ноев ковчег. Однако с играми все о'кей. Деньжат у них было предостаточно, и они спешили их истратить. Вашему агенту мы сообщили.
– Естественно. Извещение я получу, но пока хотел бы узнать, какие игры пользовались большим успехом.
– Хорошо шла «Заблудившаяся комета» Да и «Затмения» тоже.
– А как насчет «Скачек» или «Найди свое дитя»?
– Неплохо, но не в такой степени. Гвоздь этой забегаловки – астрономия. Я вам об этом говорил.
– Да, и мне стоило прислушаться. Что ж, я внесу поправки. Изменить название «Скачек» можно прямо сейчас. Назовите их «Высокой орбитой», а лошадкам дайте имена астероидов. Пойдет?
– Хорошо. А цвет декораций изменим на полуночную синеву и серебро.
– Годится. В подтверждение вышлю вам стат. Все, наверное? Я заканчиваю.
– Одну минутку. Я сам попробовал разок рискнуть в «Заблудившейся комете», Феликс. Это замечательная игра.
– Сколько вы спустили?
Блюменталь взглянул на него с подозрением.
– Около восьмисот пятидесяти, если хотите знать. А с чего вы взяли, что я проиграл? Игра честная?
– Разумеется, честная. Но я сам создавал эту игру, Пит. Не забывайте этого. Она исключительно для лопухов. Держитесь от нее подальше.
– Но подождите же, я придумал способ с ней управиться. Думаю, вам следует об этом знать.
– Это вы так думаете, Пит. А я – знаю. Беспроигрышной стратегии в этой игре нет.
– Ну… хорошо.
– Ладно. Долгой жизни!
– И детей.
Едва линия освободилась, телефон возобновил свой настырный призыв:
– Полчаса прошло. Лучше обратите внимание, босс. У меня неприятности! Лучше…
Аппарат смолк лишь после того, как Гамильтон извлек стат из щели приемника.
Там значилось.
«Гражданину Гамильтону Феликсу 65-305-243 Б 47. Привет! Окружной Арбитр по генетике свидетельствует свое уважение и просит гражданина Гамильтона посетить его в его офисе завтра в десять утра». Стат был датирован вчерашним вечером и завершался постскриптумом с просьбой известить службу Арбитра, если указанное время будет сочтено неудобным, сославшись при этом на такой-то исходящий номер.
До десяти оставалось полчаса, и Гамильтон решил пойти.
Служба Арбитра поразила его уровнем автоматизации: либо ее было куда меньше, чем в подавляющем большинстве офисов – либо ее тщательно спрятали.
Традиционные места роботов – например, секретарские – занимали люди, в большинстве своем – женщины, одни серьезные, другие веселые, но все как на подбор красивые и явно смышленые.
– Арбитр ждет вас.
Гамильтон встал, погасил сигарету в ближайшей пепельнице и взглянул на секретаршу.
– Должен ли я оставить вам пистолет?
– Только если сами хотите. Пойдемте со мной, пожалуйста.
Она проводила Гамильтона до дверей кабинета, открыла их и удалилась, пока он переступал порог.
– Доброе утро, сэр, – услышал он приятный голос.
– Доброе утро, – механически отозвался Гамильтон и замер, уставившись на Арбитра. – Будь я!…
Его правая рука рефлекторно потянулась к оружию, но остановилась на полпути. Арбитр оказался тем самым джентльменом, чей обед был нарушен вчера своенравной крабьей ногой. Гамильтон постарался восстановить душевное равновесие.
– Это не соответствует протоколу, сэр, – холодно проговорил он. – Если вы не были удовлетворены, следовало послать ко мне одного из ваших друзей.
Арбитр, взглянув на него, в свою очередь расхохотался. У кого-нибудь другого такой смех можно было бы счесть грубым, но у Арбитра он звучал воистину гомерически.
– Поверьте, сэр, для меня это такой же сюрприз, как и для вас. Мне и в голову не приходило, что джентльмен, вчера вечером обменявшийся со мной любезностями, окажется тем самым человеком, которого я хотел видеть сегодня утром. Что же до маленького осложнения в ресторане, то, по чести сказать, я вообще не придал бы ему значения, если бы вы сами меня к тому не вынудили. Я уже много лет не прибегал к оружию. Однако я забываю о приличиях – садитесь, сэр. Устраивайтесь поудобнее. Вы курите? Могу ли я предложить вам выпить?
– Вы очень любезны, Арбитр, – Гамильтон уселся.
– Меня зовут Мордан…
Это Гамильтон знал.
– …а друзья называют меня Клодом. И я хотел бы, чтобы разговор наш проходил в дружественном тоне.
– Благодарю вас… Клод.
– Не за что, Феликс. Возможно, у меня есть на то свои причины. Но скажите, что за дьявольскую игрушку вы применили вчера к этому нахальному типу? Она поразила меня.
С довольным видом Гамильтон продемонстрировал свое новое оружие.
– Да, – проговорил Арбитр, рассматривая его. – Простой тепловой двигатель на нитратном топливе. Кажется, я видел его схему – по-моему, на выставке, в Институте.
Слегка разочарованный тем, что Мордан нимало не удивился, Феликс признал, что он прав. Но Мордан не замедлил искупить грех, с живым интересом обсуждая конструкцию и характеристики пистолета.
– Если бы мне приходилось драться, я хотел бы иметь такой, – заключил он.
– Могу заказать для вас.
– Нет, нет. Вы очень любезны, но вряд ли он мне пригодится.
– Я хотел спросить… – Гамильтон закусил губу. – Извините, Клод… Но разве благоразумно человеку, который не дерется, показываться на людях при оружии?
– Вы не так меня поняли, – Мордан улыбнулся и указал на дальнюю стену кабинета, покрытую геометрическим узором из расположенных почти впритык друг к другу крохотных кружков, в центре каждого из которых темнела точка.
Молниеносным и свободным движением Арбитр выхватил из кобуры излучатель, находя цель прямо в восходящем движении. Казалось, оружие лишь на миг замерло на конце взмаха – и вернулось на место.
По стене пополз вверх маленький клуб дыма. А под ним распустился трилистник из новых соприкасающихся кружков; в центре каждого чернела маленькая точка.
Гамильтон не проронил ни слова.
– Ну и как? – поинтересовался Мордан.
– Я подумал, – медленно проговорил Гамильтон, – что вчера вечером крупно выиграл, решив быть с вами елико возможно вежливым.
Мордан усмехнулся.
– Хоть мы с вами прежде и не встречались, однако вы и ваша генетическая карта были мне, естественно, интересны.
– Полагаю, что так: ведь я подпадаю под юрисдикцию вашей службы.
– И снова вы не так меня поняли. Я физически не в состоянии испытывать персональный интерес к каждой из мириад зигот в округе. Однако сохранять лучшие линии – моя прямая обязанность. Последние десять лет я надеялся, что вы появитесь в клинике с просьбой о помощи в планировании детей.
