И... улыбался своей непонятной улыбкой, осторожно поднося кончик сигареты к плюшевой обивке. Ткань (натуральная, не пластиковая подделка) тлела, дымясь струйкой серого дыма, и в кресле появлялась очередная дыра с обугленными краями. Рен, вновь улыбнувшись, подносит сигарету ко рту, поудобнее откидывается на спинку кресла и глубоко затягивается.
Рена оставили в кабине, чтобы послать ответный сигнал на запрос орбота. По нашим расчетам это должно было уверить экипаж в полной безопасности и стянуть их с орбиты в объятия смерти. Если бы они что-нибудь заподозрили, он умер бы первым. Если же все пойдет гладко, то, исходя из плана, он тоже скорее всего погибнет. Он был на виду. "Камикадзе" - так древние называли людей, выполнявших подобные задания. Рен говорил, что не наложит в штаны. Возможно. А возможно, что он попросту рассчитывал на везенье. Вообще, он был со странностями. Старше любого из нас, даже Гейнита. Большую часть жизни провел в Урхейме, работая военным инструктором в Администрации. Он честно трудился, вкладывая в работу всю свою энергию. Трижды его представляли на должность старшего инструктора, но он трижды отказывался. После третьего раза его отправили в отставку на жалкую, полунищенскую пенсию, которую ему назначили за сорок лет безупречной службы.
На следующее утро он отправился в свою контору к началу рабочего дня, завладел биодэтом часового из охраны Административного Корпуса, пришел к себе в отдел и, перестреляв всех его служащих, бежал из Урхейма. В течение года он где-то скрывался, потом поступил на службу к Квесторам. В течение года он учился, а потом, несмотря на преклонный возраст, был направлен в один из отрядов "коммандос". Это произошло за пять лет до падения Дакоты. Вместе мы служили два года. За эти годы я слышал от него примерно по пять слов в день. Свое дело он выполнял профессионально - никогда не ошибался, никогда не жаловался, никогда и никому не показывал своих чувств. Но иногда он начинал улыбаться и прожигать дырку... В чем-нибудь или в ком-нибудь...
Вечерело, солнце нырнуло за горизонт, и казалось, что оно разбилось о долину брызгами огня. Одним глотком ночь поглотила нас, чернея, как брюхо чудовища.
Это вырвало меня из власти кошмара и вернуло к действительности. На мгновение я испугался - мне показалось, что я ослеп. Но потом я стал мыслить логически... Надел очки ночного видения, и мир, правда черно-белый, вернулся ко мне.
Гейнит тер одеревеневшие от долгого сидения ноги об основание лазера. Он отдал приказ, и мы проглотили по таблетке транквилизатора, паршивое было время. Третьи сутки мы держались на таблетках. Они были жутко горькие, без воды их было почти невозможно проглотить, но они помогали... Кровь быстрее бежала по жилам, настроение подымалось, сонливость пропадала. Я покосился на командира, Он молчал, думая о чем-то своем. Затем, видимо, почувствовав мой взгляд, посмотрел на меня, на Гота и разрешил выбраться из окопа.
Мы с радостью покинули тесную яму и принялись растирать онемевшие члены, притопывая на месте, чтобы восстановить нормальное кровообращение.
Звезды, подобно осколкам стекла на черном бархате, усеяли небо. Дневные травы увяли, дневные животные впали в спячку. Из грунта, кормясь останками дневных, показались ночные растения. Они росли с непостижимой быстротой на наших глазах, удваивая, а затем утраивая свой рост. В основном это были странные кусты с толстыми, липкими ветками, около четырнадцати футов высоты. Листья на них росли черные, формой напоминавшие наконечники копья. Мы с Готом аккуратно, стараясь не повредить корней, выкопали пару таких кустов и поставили на маскировочную сеть. Взамен увядших дневных трав. Брать кусты приходилось ватными рукавицами, их листья реагировали на любой источник тепла и обжигали, подобно сухому льду.
Потом мы вернулись в траншею. Но после разминки сидеть там было еще хуже. Движение и таблетка привели меня в норму, но теперь, когда я был вновь обречен на ничего-не-деланье, дневной кошмар вернулся с удесятеренной силой. Минутный отдых сделал кошмар невыносимым.
Я попытался заговорить, но получилось лишь неразборчивое бормотание, утонувшее в ватной тишине. Я видел, как неузнаваемо изменился командир. Своими движениями, напряженными мышцами, заостренными скулами он напоминал скалу... Гот чувствовал себя хуже всех. Молодой, всегда подвижный и веселый, он плохо переносил ожидание. Особенно в эту ночь.
Чтобы хоть как-то выбраться из состояния депрессии, нам надо было говорить. Каждый мучился, одолеваемый своими собственными мыслями... Хотя постепенно каждый из нас приближался к тому состоянию, за которым продолжать молчать было равносильно самоубийству. До Дакоты мы обычно всегда, находясь в секрете, коротали время за разговорами, взаимно изливая друг другу страхи, воспоминания, планы. Это помогало нам держаться вместе, лучше узнавать друг друга. Это отгоняло страх, скрывавшийся глубоко, в дальних уголках подсознания каждого из нас. Страх показать товарищам свою боязнь смерти. И теперь, когда, чтобы очиститься и сбросить с себя оковы "кошмара Дакоты", нам надо было просто по-человечески поговорить и выплеснуть одолевающие нас мысли наружу - никто не решился на это...
Всех переполняли видения недавнего кошмара; кипящая магма, испускающая свое зловонное, обжигающее дыхание с примесью запаха тухлых яиц.
Молодой офицерик, совсем мальчишка, его лицо с улыбкой, кровь, текущая из простреленного лба и медленно заливающая остекленевшие, широко, в немом вопросе раскрытые глаза... Я хотел и не мог понять... Я часто убивал, и это не оставляло во мне никакого осадка, разве что неприятный сон на следующую ночь. А тут... Я мечтал, чтобы эта ночь поскорее закончилась. Но не знал, закончится ли она или будет преследовать меня вечно??? В моем раздираемом противоречиями мозгу крутился один большой кошмар. Город, поглощенный камнем. Кадет, падающий с широко раскинутыми руками.
Почему-то два видения сливались в один большой кошмар...
Почему? За что?
Тогда у меня не было ответа на этот вопрос.
Да и сейчас я не смогу ответить на него...
Внезапно до нас донесся негромкий свист. Один из командиров отделений подавал сигнал...
Мы вздрогнули, напряжение стало невыносимым. И тут в тишине ночи мы услышали чьи-то шаги. Через мгновение раздался треск веток под чьими-то ногами. Кто бы это ни был, но он шел ничуть не таясь. Он пробирался сквозь заросли, производя невероятный шум. Мы с Готом обернулись на звук и вскинули автоматы. Это был рефлекс, выработавшийся за годы войны. На время кошмар был забыт. Мозг заполнил единственный вопрос кто там спускается с гор? Зачем?
