— Но ведь ничем не доказано, что эта передача попала а чужие руки, — возразил сенатор.
— В таких делах вероятность провала есть провал. Мы трактуем это так, — твердо ответил полковник Да-Винчи, а прокурор Бартоломью сокрушенно кивнул головой.
Тогда мистер Черриз, член палаты представителей, попросил разрешения удалиться. Он — и он официально ставит комиссию в известность об этом — является автором передачи длинной прямой черты, то есть одним из шестерых лиц, вопрос о виновности которых так или иначе будет рассматриваться. И хотя его неприкосновенность заранее избавляет комиссию — разумеется, до истечения срока его полномочий — от прений по поводу его личной виновности, членом следственной комиссии он быть не может. Как член палаты представителей, он ставит в известность присутствующих здесь прокуроров, что, если они примут решение обвинить невольных виновников раскрытия государственной тайны, он со своей стороны возбудит дело о преследовании организаторов совещания, не принявших мер по предотвращению случившегося. Помимо всего прочего, он считает, что сам характер переданных записей и изображений таков, что предполагаемое в дальнейшем отождествление их авторов является покушением на тайну частной корреспонденции. Так что он не только не может, но и не хочет участвовать в подобного рода разбирательстве.
— Все записи, сделанные на секретном совещании, являются государственной собственностью, — тихо сказал полковник Да-Винчи.
— Не согласен с вами, — возразил мистер Черриз.
— Если вы не доверяете мне, запросите ЭАК, — настаивал полковник.
— Позвольте вам напомнить, что я отношусь не к тем, кто запрашивает, а к тем, у кого запрашивают, — ответил мистер Черриз и повторно попросил разрешения удалиться.
— Вопрос о принадлежности записей достаточно серьезен, но, по-моему, нам не стоит более задерживать здесь мистера Черриза, — вмешался сенатор.
Полковник Да-Винчи пожал плечами.
— Мне кажется, мистер Черриз, вы придаете слишком большое значение предварительным выкладкам ЭАКа, — сказал прокурор Бартоломью. — Мне очень жаль, но вы рискуете поставить нас всех, остающихся здесь, в ложное положение. Чтобы избежать этого, я просил бы вас не уезжать отсюда, пока комиссия не кончит работу. Надеюсь, все присутствующие и вы, сенатор, поддержите мою просьбу?
— Если я приму иное решение, я поставлю вас в известность, — сказал мистер Черриз, направляясь к выходу.
В дверях он чуть не столкнулся с возвращающимися Мак-Лорисом, Фамиредоу и помощниками Бартоломью.
— Господин сенатор, господа, — сказал Мак-Лорис, кладя на стол пачку изготовленных копий. — Я прошу слова для немедленного и внеочередного заявления.
— Наш долг выслушать вас со вниманием, — сказал Бартоломью. — Но уверены ли вы, что в этом есть необходимость, что вы полностью к этому готовы, и можете ли вы подтвердить, что никто вас к этому не принуждает?
— Да, — сказал Мак-Лорис. — Я уверен, я готов и действую по собственной воле.
— В таком случае не откажите, пожалуйста, сесть в это кресло спиной к нам и подтвердите, что вы добровольно соглашаетесь на закрепление на вашем теле всей аппаратуры, предписанной законом.
И после десятиминутной контрольной процедуры ЭАК во все свои две дюжины функций занялся запечатлением для потомства заявления и состояния профессора Мак-Лориса.
По соглашению между Мак-Лорисом и генералом Фобсом участникам совещания должны были быть розданы листы омертвленного П-120, то есть пэйперола. Демонстрацию опытов с живым П-120 с самого начала предполагалось произвести в замкнутом экранированном помещении. Ради этого, собственно, и был арендован фургон, в котором сейчас размножали вещественные доказательства по делу. Подготовкой П-120 к совещанию занимались доктор Донахью и магистр Джилл, оба прибывшие на совещание. Пачка омертвленного П-120 получилась намного толще пачки живого, и перепутать их было невозможно. Обе пачки были упакованы отдельно друг от друга и обозначены условными литерами. Сам профессор этого не проверял, но до сих пор он не имел оснований не доверять Донахью и Джиллу. По прибытии на место пакеты вскрывались в присутствии Донахью и Джилла. Они же указали, какие листы раскладывать по кассетам, доставленным сюда фирмой «Скотт пэйперс», а какие отложить для производства опытов. При этом, как утверждают Донахью и Джилл, они по предложению Донахью выборочно проверили три листа из толстой пачки и убедились в том, что материал омертвлен. Опыт производился в присутствии персонала генерала Фобса. Эти люди, конечно, не понимали происходящего, но сам факт могут подтвердить.
— Вы у них об этом справлялись? — холодно перебил полковник Да-Винчи.
— Нет. Я беседовал только с Донахью и Джиллом.
— Когда?
— После того, как сенатор Тинноузер прекратил совещание. Они сами подошли ко мне.
— Напрасно вы сделали это, мистер Мак-Лорис, — сказал прокурор Бартоломью. — Получается так, что между вами мог быть сговор. Понимаете?
Как угодно, но профессор считал бы более правильным истолковать эту беседу как естественный разговор лиц, чьи кровные интересы и профессиональная честь весьма задеты.
Когда произошел «прискорбный инцидент», он, профессор Мак-Лорис, дал возможность магистру Джиллу выйти из зала, чтобы тот разобрался в случившемся. Магистр Джилл тут же проверил выборочно листы из остатков толстой пачки, и они оказались омертвленными. Вернувшись в зал, он сказал об этом доктору Донахью. Необходимо было проверить листы в кассетах, розданных участникам совещания, у Донахью и Джилла кассет не было, поскольку они не участники совещания, а лишь технические работники, допущенные в зал. Тем временем все кассеты по указанию генерала Деймза были отобраны и заперты в фургоне, о чем профессор узнал здесь, когда листы из них были предъявлены комиссии. Желая во что бы то ни стало лично разрешить свои сомнения, он, профессор, воспользовался возможностью изготовить копии для прокуратуры для проверки листов и отправился в фургон именно с этой целью. По пути он попросил мистера Фамиредоу тщательно регистрировать его действия, чтобы их характер в дальнейшем был для комиссии однозначен.
— Да, да, — радостно сказал мистер Фамиредоу. — Совершеннейшим образом подтверждаю!
— Вы отдаете себе отчет в том, что, поступая подобным образом, вы злоупотребили доверием комиссии? — вмешался полковник Да-Винчи.
— Я стремился выяснить истину, — ответил Мак-Лорис.
— Мы все к этому стремимся, и непонятно, почему вы с самого начала предпочли действовать скрытно, — сказал полковник.
