— В западном мире давно принят обычай обрезания для младенцев мужского пола, — ответил Бронски. — Не по религиозным, а по гигиеническим соображениям. А мусульманская религия, отпочковавшаяся когда-то от иудейской, также требует обрезания. И древние египтяне, державшие в рабстве наших отцов, тоже были обрезаны.
Лицо Йа'акоба приняло озадаченное выражение.
— Мусульмане?.. Ладно, вы правы. Каждый вопрос порождает сотни других. Но все же еще один по этому поводу.
Он дал знак светловолосому Ша'улу, и тот открыл коробку и вытащил стопку рационов из посадочного модуля. Значит, марсиане проникли на корабль. Дантон и Ширази не могли этого не увидеть, и вся Земля, соответственно, тоже. Да, можно представить себе их внимание, удивление, разочарование. Может быть, двое космонавтов пытались связаться с пришельцами, но они не могли знать, что понят будет лишь греческий Нового Завета. Да и это бы им не помогло — они на нем не говорили.
Рукой в перчатке Ша'ул достал банку мясных консервов. Она была вскрыта. Вообще-то оболочка банки была сделана из подвергшихся термообработке углеводов и при варке в воде давала питательный бульон.
— Что это за мясо? — сурово спросил Ша'ул.
— Свинина, — ответил Бронски.
С видимым отвращением Ша'ул бросил банку на стол.
— По крайней мере вы сказали правду. Бронски предположил, что мясо подвергли анализу. И такую реакцию предвидел. Услышав перевод, Орм спросил:
— А что за важность?
— Марсиане — ортодоксальные евреи, — объяснил Бронски.
За четверть часа до «полудня» пятеро из пришельцев ушли. Ша'ул покинул камеру сразу же, как только подтвердилось, что в банке нечистое мясо. Хотя он и не коснулся свинины рукой, ему предстояло ритуальное очищение.
Как всегда в двенадцать ноль-ноль завыли сирены. Из домов выплеснулись люди, уставившись на горящий шар. Через три минуты звук сирен стих. Еще минута — и из репродукторов полился гимн, сразу же подхваченный толпой. Он был коротким — строчек пятнадцать, а потом толпа рассеялась, служащие разошлись по домам или к парковым столикам на обед, жители — в свои дома.
Бронски покачал головой:
— Впечатление такое, будто они поклоняются солнцу. То есть его эквиваленту. Но этого не может быть. Ни один иудей и помыслить не может о почитании идола.
— Поймем в свое время, — ответил Орм. Он подсел к столу и начал резать оставленную Ша'улом ветчину.
— За тобой наблюдают, — предупредил Бронски. — Они, наверное, оставили банку специально, чтобы посмотреть, станешь ли ты есть свинину.
Орм энергично жевал.
— А знаешь, отличный вкус! Я вообще обожаю ветчину, бекон, колбасу и прочее. Любую свинину, даже свиные ножки.
— Копыта, что ли?
— Мы говорим «свиные ножки». Бронски раздраженно махнул рукой:
— И все равно не надо было. Это может сказаться на их отношении к нам.
Орм удивленно поднял глаза:
— Почему? Какое им дело до того, что ем я?
— Древние евреи не стали бы есть за одним столом с язычником. И мои родители тоже не стали бы.
Орм подцепил на вилку очередной кусок.
— Это как во времена моих дедов, когда белые не стали бы есть с черными?
— Не совсем так. Язычники ели ритуально нечистую еду, запретную. И чтобы не оскверниться самому, еврей не ел с язычником. Он мог оскверниться, даже приблизившись.
— Они ведь считали язычников ниже себя, так? Ибо язычники не были избранным народом Бога.
— Теоретически — нет. Все люди равны перед Богом. Но на практике, думаю, древние евреи не могли не исполниться чувства морального превосходства.
Прозвучала серия коротких гудков, означающая, что обед подан. Бронски вынул из ниши два появившихся в ней подноса, поставил один на стол, другой же водрузил на кресло.
Орм усмехнулся:
— Так ты не сядешь со мной за один стол?
— Я с тобой за одним столом с самого старта. Даже когда ты ешь мясо свиньи. И не относись к этому легкомысленно, Ричард. Тебе на это наплевать, но для этих людей вопрос очень серьезен. И я не собираюсь подвергаться риску… хм… оказаться нечистым. Один из нас должен приобрести какое-то их доверие. То есть чтобы к нему относились с уважением. Вдруг они не захотят иметь дело с тобой…
— Ты забыл, что я капитан?
— Для меня — да. Для них — не знаю. Пока что ты — просто пленник, оскорбляющий их своими диетическими предпочтениями.
— Ну а ты их оскорбил и удивил, поскольку ты не есть последователь Иезуса го-Христоса. Или Иисуса Христа. И как ты согласуешь их еврейство с утверждениями насчет Иисуса?
— Не знаю. Надо разобраться, как здесь все устроено.
Орм съел хлеб (масла не было), бобы, горох и яблоко. Бронски пообедал салатом, бараниной, хлебом и яблоком.
Пригубив вино, Бронски облизнул губы.
— Отличное.
Капитан снова усмехнулся:
— Может быть, удастся нам получить монополию на марсианское вино. На Земле оно пойдет на ура.
Он поднялся и вышел во внутреннюю комнату. До Бронски донесся плеск воды, а потом Орм вернулся.
— Я внимательно за ними смотрел, но ни разу не видел, чтобы они открывали дверь словом или действием.
— Это делает монитор, — отозвался француз. — А что бы ты сделал, если бы смог выйти наружу?
— Задал бы деру, как выпоротая обезьяна.
— Ну и глупо. Успеешь пройти несколько шагов — и все.
— Пусть так. Но я бы попробовал. А ты пойдешь со мной?
— Только если прикажешь, — ответил Бронски, — и то я бы возразил. Ведь в поведении этих людей нет ничего угрожающего.
— Или ты их просто не знаешь. Но пока мы в тюрьме, наш долг — пытаться бежать.
Бронски нетерпеливо махнул рукой:
— Они должны выдержать нас в карантине. Приземлись они на Земле, мы бы поступили так же.
— Ты же слышал, как Хфатон заявил, что нас признали здоровыми. Так чего нас теперь не выпустить?
— Мы не сможем выучить язык, если будем вести себя как туристы.
— Как раз это лучший способ, — возразил Орм. — Просто говорить с людьми. А они пока даже не начали еще нас обучать.
Через десять минут ему пришлось признать свою неправоту — по крайней мере в отношении намерений марсиан.
Войдя, Хфатон прежде всего убедился, что контейнера со свининой в помещении больше нет. Тогда он сел, держа на коленях коробку с различными предметами. Вынув из нее вилку с тремя очень длинными зубцами, Хфатон произнес, выговаривая медленно и тщательно:
— Шнешдит.
Бронски, лингвист, смог повторить это слово лишь со второй попытки. Орм пытался четыре раза и преуспел лишь тогда, когда Бронски объяснил, что «д» произносится при прикосновении кончика языка к краю десен, а «т» — когда кончик языка поднят к нёбу.
