Рыба не клевала. Прошло несколько минут, и на пустынном берегу появилась девушка с густой копной темно-золотистых волос; вся ее одежда ограничивалась коротко обрезанными джинсами. Опустив на землю две тяжелые продуктовые сумки, которые она несла без помощи нуль-гравитации, девушка растерла уставшие руки, улыбнулась и сказала:
— Привет.
Французский акцент мгновенно очаровал Уинтера; к тому же незнакомка не уставилась на маорийские знаки королевского достоинства, и это переполнило его благодарности.
— Добрый вечер. Куда вы идете?
— Я приехала сюда погостить, живу в соседнем поселке. А сейчас ходила покупать dineur.[11]
— А откуда вы приехали?
— С Каллисто.
— Я считал, что на Каллисто сплошные голландцы.
— Вы никогда не visite Каллисто?
— Пока не приходилось.
— Там совсем не сплошные Hollandeux.[12] Это же Бенилюкс, comprendez? Там и Фламандия, и Бельгия, и Люксембург… Я из фламандского купола. А вы рыбу ловите?
— Как видите. Хотите рыбу на dineur? — Уинтер подтянул блесну. — Поплюйте на нее, — предложил он девушке, — тогда точно повезет.
Беспардонная, конечно, ложь, но если перед тобой такое личико и такая грудь…
Девушка смущенно замялась и плюнула на блесну — очень деликатно — только тогда, когда рыболов отвел глаза в сторону. Уинтер забросил на глубокое место, начал короткими рывками выбирать леску и вдруг почувствовал, что на крючок попалась очень большая рыба. Он громко рассмеялся, сам не веря своей удаче, и начал подтягивать рыбу — действительно тяжеленную: девушка буквально приплясывала от возбуждения. Леска становилась все короче и короче, последний рывок — и на берегу оказалось детское тельце.
— Dieu![13] — буквально простонала девушка. — Это же fille[14] Меганов. Она утонула, а тело никак не могли найти.
— Матерь Божья. — Отцепив от крошечного купальника крючок, Уинтер взял мертвую девочку на руки. — Куда ее отнести?
А что причиной всему его седьмое чувство, бессознательно откликнувшееся на призыв Anima — об этом ни малейших подозрений. Несбалансированная смерть должна была найти свое место в общей структуре Мировой Души, вот почему его и потянуло на запад. Обошлось бы, конечно, и без нашего героя. Нашлись бы другие естественные факторы, готовые откликнуться на призыв, но под рукой был Роуг Уинтер со своим видением — он-то и оказался первым.
А способность делать неожиданные открытия, случайно находить то, о чем даже не помышлял? Она его забавляла, она его удивляла, но и здесь он не усматривал какого-то там влияния какой-то там Души. Идешь себе потихоньку из пункта А в пункт Б, никого не трогаешь — и вдруг расшибаешь ногу о подвернувшееся на пути Х — ну как Гершель наткнулся на Уран. Именно эта способность и сделала Роуга нашим «Пойнтером».
Дальнейшие сведения об Уинтере извлечены из досье по проблеме Мета (сов. СЕКРЕТНО. ТОЛЬКО ДЛЯ АГЕНТОВ КЛАССА АЛЕФ), из раздела «Операция Пойнтер».
У него была странная память. Он великолепно, до микроскопических подробностей, помнил формы — но не цвета. Он помнил сюжеты и логику всего, что читал или видел, — но не адреса и телефонные номера. Он помнил в лицо каждого, с кем встречался в течение всей своей жизни, — но не их имена. Он вспоминал свои любовные увлечения в форме структур, совершенно неузнаваемых для дам, бывших предметом оных увлечений.
Он подвергнул себя весьма рискованной внутричерепной операции по вживлению искусственных синапсов, в результате чего получил прямую телепатическую связь со своим компьютером. Уинтер думал, а компьютер записывал, печатая и/или графически иллюстрируя его соображения. Использование столь передовой методики доступно очень немногим. Тут необходимо полное сосредоточение — никаких случайных ассоциаций.
Чтобы разобраться в структуре, чтобы различить основу ткани событий, для этого он был готов на все — лгать, обманывать, очаровывать, воровать, принуждать, унижаться перед кем угодно и каким угодно образом, нарушать любую из Десяти Заповедей плюс Одиннадцатую (Не Дай Себя Сцапать). Да и нарушал их почти все — в ходе исполнения служебных обязанностей.
Возраст — тридцать три года, рост — шесть футов полтора дюйма, вес — сто восемьдесят семь фунтов, физическая форма — отличная. Разведен. Бывшая его жена, прелестная девушка с Луны, из купола Фриско, имела гибкое тело пловчихи, узкий разрез темных глаз, большую грудь и белокурые волосы, собранные обычно в высокую прическу — тип, никогда не оставлявший Уинтера равнодушным. Каждую свою фразу она украшала жаргоном, лунным по происхождению, но распространившимся со скоростью эпидемии: «Я от тебя торчу, сечешь? Только спать хочется — крыша едет, без понта. Надо давануть минут шестьсот».
Очаровательная, легкомысленная, неизменно веселая, она — увы! — не страдала избытком интеллекта, так что брак распался. Уинтер любил женщин, но только как равных. Одна из его пассий — из той же самой, естественно, тощей грудастой породы — съехидничала как-то, что он и сам, пожалуй, не устроил бы себя в качестве равного.
Титанианская фея с этой задачей справилась.
Один день синэргии, а расхлебывай потом всю жизнь.
Уинтер только что вернулся с Венуччи, где собирал материал по местному феминистическому движению. Вернулся в шоке, тем более сильном, что кровавая стычка в куполе Болонья казалась совершенно лишенной смысла. Произошла эта стычка вечером предыдущего дня, предыдущего — это значит предшествовавшего Дню, Который Изменил Его Жизнь.
Квартира Роуга занимала целый этаж ротонды Beaux Arts,[15] комплекса, выстроенного в старом эдвардианском стиле, с панорамными окнами, каминами, а главное — толстыми стенами, защищавшими творцов друг от друга. В надежной звукоизоляции тонули и жалобные вопли колоратурных сопрано, пытающихся совладать со своими колоратурами, и электронное громыхание «Галактического гавота в соль миноре», и безостановочное бормотание какого-то типа, диктовавшего оксфордский словарь английского языка для перевода его на новояз.
Берлога была старомодной и в точности соответствовала вкусам Уинтера — просторная гостиная с георгианской мебелью, маленькая кухня, умывальная комната с огромной шестифутовой ванной, две спальни — одна большая, другая — совсем маленькая. Маленькая спальня аскетичностью своей походила на монашескую келью, а большая — на бардак, такой беспорядок царил в этой комнате, превращенной в студию. Стены ее были увешаны полками с книгами, пленками, кассетами, компьютерными программами: здесь же стоял стол, размерами подходивший для какого-нибудь конференц-зала, но исполнявший роль письменного, а также компьютер, тот самый, с которым Уинтер имел телепатическую связь — прекращая работу с ним, нужно было обязательно проверить, заблокирован ли вход, иначе машина писала без разбора все, о чем думал ее хозяин. Ну и, конечно, кипы бумаги, груды чистых кассет, на полу — вороха старых статей, и, словно змеи, заждавшиеся Лаокоона и его сыночков, извиваются какие-то драные пленки.
