«Режет стальные панцири, как бумагу», — говорил Отшельник, вручая его Аристарху. Гм. Что-то ни одного разрезанного панциря в ущелье не попадалось. А выбираться из подвалов Чёрного Замка и проверять было уже недосуг. Да и опасно было уже высовываться из дыры: сверху на драконью тушу стали сбрасывать камни… Вот булыжники драконий коготь крошит в пыль, это Аристарх знает. Допустим, что и панцири тоже. Сказка же ведь.
Зато следующее предупреждение Отшельника даже и сказочной логикой объяснить было трудно: «Ни в коем случае не применяйте в рукопашной. Достаточно просто показать…» — «И что будет?» — спросил Новый Рыцарь. Но тут старика опять схватило, да так, что на этот раз он потерял сознание. Очнулся он только в лесу, по ту сторону скалы. Хорошо, что потайной выход в Живое ущелье был уже близок и рыцарь не потерял направление, волоча спутника хитрыми лазами и лестницами подвалов. Он волок его, обливаясь потом холодной безадресной ярости, до боли в сердце сдерживаясь, чтобы не выместить эту ярость и эту боль на беспомощном старике… Очнувшись, Отшельник, однако, никаких объяснений относительно неприменения когтя не дал, зато высказал ещё одно, совсем уже невыносимо загадочное соображение: «Клык был бы надёжнее во всех отношениях, но вы же сами видели…»
Он выговаривал эту загадку по слову и даже по букве, прижимая ладони к левой стороне груди, а Новый Рыцарь уже едва сдерживался. Ему нужна была ясность! Полная ясность — до дна, до сути, до дважды два! Как же драться, и с кем же драться, и за что же драться, если нет полной ясности?!
А этот старик, этот сухой стручок, этот вещун-самоучка с безобразно-розовой бородой и с обрыдлой извиняющейся улыбкой пускает свои интеллигентские слюни и заплетающимся языком… Тут Аристарх увидел свой занесённый над стариком кулак с зажатым в нём когтем Дракона и, еле успев перехватить преступную руку своею же левой рукой, бросился бежать прочь от Отшельника, дабы найти для своей ярости другие, не столь позорные адреса. Вот это дерево, например, с красной, будто сочащейся кровью корой. Локтем его. И вот это. Плечом. И вот этот оранжевый камень, разлёгшийся на тропе. Когтем! Не врал старик: в крошки камень… А-а-а!.. А вот ногой не надо было, не обуты же ноги. В кровь, ну надо же… Спасибо тебе, коряга. Остыл. И плащ порвал. И заблудился. Зато небо уже опять голубое, а не буро-малиновое: остыл. Нельзя этот коготь держать в руке: мало ли что попадётся под разъярённую руку. Или — кто… А вот мы сейчас от плаща тесёмочку… трудно рвётся, хороший бархат, хоть и старый… и коготь — на шею.
А клыки — да, клыки Аристарх видел. То есть, видел он корни клыков, потому что самих клыков уже не было. Ни клыков, ни ушей, ни огнедышащей железы. Чистая прозекторская работа, профессиональная. И ведь это при том, что инструменты были наверняка медные, в самом лучшем случае — бронзовые… Кто-то основательно выпотрошил голову поверженного чудища не стальными скальпелем и ножовкой в первые же сутки после боя, пока Рыцарь Зари, победитель Дракона, без памяти висел на скале, примагниченный к стене ущелья.
Ну, ладно. Значит, клык был бы во всех отношениях надёжнее, а коготь менее надёжен, и поэтому его достаточно просто показать. Где логика? Хотя бы сказочная? Нет логики, и спросить не у кого. Придётся экспериментировать.
Для эксперимента он выбрал пятого участника засады, которого наконец-то обнаружил: тот неподвижно сидел по эту сторону костра, изредка подбрасывая сучья. Когда он повернулся за очередной охапкой, Аристарх разглядел его щекастую физиономию и понял, что рыцари устроились в засаде со всеми удобствами: пятым был не кто иной, как дворецкий по имени Дворецкий.
Сидели рыцари, видать, уже давно. Скучали. Задрёмывали. Белый время от времени икал, Серый поглядывал на него с неудовольствием, но сочувственно, а Чёрный, когда Белый икнул особенно гулко, сказал вполголоса: «Выпил бы ты вина, что ли. Икаешь, как простолюдин». — «Пить надо меньше», — не то возразил, не то упрекнул Серый. «Твоя правда», — непонятно с кем из них согласился Белый и снова икнул.
«Папаша меня в таких случаях по спине хлопал», — поразмыслив, сообщил Чёрный. «Помогало?» — сдавленным голосом осведомился Белый. «Когда как. Попробуем??» — и Чёрный занёс одетую в железо длань над железным же панцирем Белого. Они засмеялись вполголоса, отчего Белый разыкался ещё сильнее.
— Дворецкий, вина! — властным недовольным голосом потребовал Серый.
Дворецкий с достоинством поднялся и не спеша двинулся к заросли, в которой прятался Аристарх. Контровой свет костра чётко обрисовывал силуэт Дворецкого, а прямой лунный выявлял и серебрил детали его лица и одежды. Одет он был в походный вариант своей нелепо роскошной ливреи: чуть поменьше кружевных бантов, золотых позументов и пряжек, чуть потусклее цвета. Лицом же, и особенно щеками, присыпанными спереди лунной пудрой, он был похож на заважничавшее привидение в красном пляшущем ореоле.
В полутора шагах от Аристарха Дворецкий присел, совершенно скрывшись в тени кустов, и зашарил рукой по траве. Ухватить его за ворот, рвануть на себя, зажать рот рукой и — дёру! Новый Рыцарь осторожно раздвинул ветки и встретил немигающий взгляд Дворецкого. Тот сидел на корточках, левой рукой держа за горло объёмистую серебряную бутыль, а указательный палец правой прижимая к губам.
— Узнал меня, шельма? — шёпотом спросил Аристарх.
— Конечно, Новый Рыцарь, — шёпотом же ответствовал Дворецкий. — Я давно знаю, что вы здесь, да не было повода…
— Знаешь? — удивился Аристарх. — Ах, да. Язык ветра.
— Ветер, кони, листва… — Дворецкий улыбнулся. — Ночные птицы дважды кричали. Вы, наверное, не обратили внимания, а они кричали про вас… Это очень удачно, что вы появились не со стороны ущелья, — деловито продолжил он. — Теперь у них, — он кивнул на костёр, — не будет ни повода, ни оправдания для выстрела.
— Ты хочешь сказать, что я должен скрываться? — возмутился Новый Рыцарь.
— Ни в коем случае! Но и подкрадываться тоже не следует. Вам надлежит появиться открыто, как приличествует благородному рыцарю, и громко назвать себя.
Аристарх посмотрел на него внимательно.
— Кажется, тебе можно верить. Пошли. Появимся открыто, и ты громко назовёшь меня.
— О, позвольте мне уйти одному, Рыцарь Зари! — шёпотом взмолился Дворецкий. — Вы уже всё равно в безопасности, поскольку я вас предупредил, а мне…
— А ты будешь в безопасности только рядом со мной, — закончил Аристарх. — И по той же самой причине. Особенно, если мы появимся вместе. Пошли.
И они пошли. И Дворецкий ещё издалека громогласно представил Рыцаря Зари, победителя Дракона его (рыцаря) до зубов вооружённым коллегам, а коллеги, как могли, изобразили бурную радость по поводу славной победы и чудесного избавления Нового Рыцаря от неминуемой, как они полагали, смерти, до сих пор постигавшей всех, кто осмеливался выйти на поединок с Драконом в (смешно сказать!) железных доспехах и с оружием, выкованным пусть из самой лучшей, но стали. Золото и только золото могло быть гарантией если не победы, то, по крайней мере, спасения от чар чудовища. Неужели Новый Рыцарь не знал этого? Может быть, он подстерёг Дракона в подвалах Замка? Рыцарям доводилось слышать, что там, в подвалах, чары теряют силу, но они не очень-то верили этим слухам: мало ли о чём шепчется чернь…
