Ярослав Вейс - День на Каллисто. Сборник научно-фантастических произведений

Девятого ноября после полудня над Прагой сквозь тучи пробился огромный размытый диск солнца. Великолепную картину осветил он: генерал Биквой и герцог Максимилиан беспрепятственно въехали в покоренную и покорившуюся Прагу и направились к алтарю костела капуцинов на площадь Лорето — служить благодарственную мессу. Судьба чехов была решена.

Ждать всего этого Четверть сотни и Четырежды десять не стали. Продефилировав по Пражскому граду, сразу же снова преобразовались в два пульсирующих силовых поля и таким образом почти полностью скрылись из глаз землян. Но еще до того, как, разрушив пространственно-временной континуум, вибрация отбросила их на неизмеримо далекое расстояние к звезде Альфа Дракона, Четырежды десять заметило:

— А тонко провели мы эту операцию. Собственно, вообще ведь ничего и не произошло…

Четверть сотни обдумывало свою реплику не по-земному краткий промежуток времени:

— Ну, не скажите. Во всяком случае, на ближайшие триста местных оборотов развитие этого уголка планеты изменит свое направление — и довольно круто. А по оценкам здешних двуногих в том, что касается сферы эмоций и метаболизма, — отнюдь не к лучшему.

— И сколько же составят триста оборотов здешней планеты?

— Едва ли одну двухтысячную Большого оборота, — отвечало Четверть сотни. — Ничтожно мало, говорить не о чем. Но жизнь отдельного двуножки длится невероятно короткий срок. За триста местных оборотов смениться может до двенадцати поколений. Так что по их понятиям…

Четырежды десять уже наращивало амплитуду колебаний, транспортирующих во внепространство, и сказало только:

— Главное — интересы Галактики.

Четверть сотни нашло это замечание совершенно излишним. Понятно, в любых обстоятельствах главное — интересы Галактики. Это само собой разумеется.

Прагу накрыла ночь. У городских стен на ледяном ветру горели костры императорского воинства.

У одного из них зябко жался — скорее от нервного напряжения, чем от холода, — молоденький французский офицер. В рассеянии тер давно уже сухое пятно крови у себя на рукаве.

Кровь брызнула из жил его солдата, которому во время штурма пушечным ядром оторвало голову. Обезглавленное тело еще несколько раз шагнуло, затем рухнуло на землю и в последней судороге затихло. Будто часы, будто дурацкие нелепые часы, подумал офицер, глядя на свою ладонь, в которой держал редкостный предмет яйцевидной формы, сделанный из золота, — часы работы знаменитого нюрнбергского мастера Хагена. Двойная крышка у них была смята. Часы спасли молодому офицеру жизнь — не дали войти в тело пуле, пущенной из пистолета. И ведь какое-то время тоже еще шли. Как человек, совсем, как человек. Досадно, думал молодой француз. Какая мысль! Это могло бы совершить переворот во всей науке. Человек и часы. Все отправления, роднящие нас с прочими живыми существами, — питание, рост, желания, чувства, поведение, созревание, размножение и старение — все это суть направленное, механическое, не зависящее от духовности движение и как таковое должно быть изучено. Какие горизонты! Могли бы наконец-то найти путь, как ориентировать свой разум к отысканию научных истин. Путь к методу. Досадно. Досадно, что такая мысль пришла к нему так поздно. Завтра он будет, по всей видимости, мертв — убит солдатами сословного войска или затоптан лошадьми Бетлена Габора. Ведь Белая гора — это же Пиррова победа. Сколько ему еще суждено прожить? Когда откроются ворота Праги, чтобы исторгнуть свежие полки?

— Черт, да ведь тут какой-то офицер! — услышал он надтреснутый, простуженный и хриплый голос.

Молоденький француз дернул головой, словно отряхивая с себя сон:

— Поручик шевалье Рене Декарт к вашим услугам, господин полковник.

Пока Мишко Самаритан не изобрел пространственно-временного мешка, он был счастливейшим человеком на свете. Жизнь его протекала легко и весело; за что бы Мишко ни брался, все ему удавалось. Творчество представлялось ему игрой. Было Самаритану тридцать пять лет, он обладал приятной наружностью и по натуре слыл человеком общительным, так что совсем не походил на изобретателя, а скорее на экскурсовода музея.

Широкой известности он не получил, хотя профессиональный мир о нем знал. Специализировался Мишко на мелких изобретениях, и ими мог воспользоваться любой желающий. Приведем здесь несколько наиболее известных его изобретений.

1. Переносная электростанция. Принцип ее действия — концентрация и переработка пустых разговоров. Чувствительный микрофон, установленный в энергоблоке, улавливал бессодержательный разговор, бессмысленную тему, и тонкий механизм приспособления особой конструкции, преобразуя энергию, затраченную на никому не нужную болтовню, выдавал приблизительно один (Мегаватт электроэнергии.

2. Психогенные банкноты. Данное изобретение Самаритана нашло применение пока только в городе Р. Практика подтвердила допустимость и необходимость использования психогенных денег. Вероятно, в ближайшее время они получат большее распространение во всем мире, поскольку с их помощью можно существенно ограничить, если не ликвидировать совсем, преступность и коррупцию. На банкноты Самаритана наносится особого рода эмульсия. Стоит только к обработанным таким образом деньгам прикоснуться руке вора или нечестного человека, как эмульсия обесценивает их.

3. Дымоуловитель. Этот аппарат Самаритан подарил человечеству в период экологического кризиса. Простое устройство полностью препятствовало проникновению из труб в атмосферу вредных для окружающей среды веществ. Из уловленного же дыма и сажи вырабатывались весьма прочные и эластичные пластмассы. Та же операция производилась и с дымом от сигарет.

4. Дезодорант-парализатор, изобретенный Самаританом, адресован прежде всего мужьям и отцам, чьи требовательные жены и дочери слишком усердно отдают дань моде. Мужчина, собираясь на прогулку по городу с женой или другой представительницей прекрасного пола, нажимал кнопку на баллончике, и нежный запах аэрозоля легко подавлял страстное желание жены, дочери или приятельницы приобрести себе кольцо, новую шубу, платье, сапожки, помаду модного оттенка, лак или тени для век. За изобретение дезодоранта Мишко Самаритан был награжден специальной премией Совета по эстетике, поскольку благодаря его аппарату на улицах стали реже попадаться разряженные пугала.