– Давить этих бледнозадых! Резать!
– Войну Солмаону!
Когда Кодинаро появился в дверях, к нему повернулись почти все.
И замолчали. Гул голосов стих, словно по волшебству сказочного лучика.
Бывшего кузнеца такой прием не удивил. Он спокойно шагнул вперед и начал протискиваться по рядам к своему столику.
В наступившей тишине, казалось, можно было услышать стук собственного сердца.
Первым не выдержал горшечник. Он поднялся навстречу Кодинаро и спросил:
– Тебя приняли?
Бывший кузнец остановился. Посмотрел по сторонам и сказал громко, во весь голос, так, чтобы слышали все:
– Нет! Совет решил не начинать войну! Бледнозадые предложили откупные! Всего лишь серебро за мою семью, моих друзей! Мой город!
Зал взревел. В общем гаме ничего нельзя было разобрать, пока трактирщик не гаркнул:
– Тихо!! – И спросил у Кодинаро: – Ты уверен?
– Да. Совет переломил красные палочки. В Солмаон едет новый посол, договариваться о мире.
– Посол? Кто же?
Кузнец мрачно покачал головой:
– Не думаю, что тебе очень понравится ответ.
Сразу несколько человек выкрикнули:
– Скажи!
– Скажи, кузнец!
– Да, – поддержал гостей трактирщик. – Поведай, кто готов променять жизни поданных императора на солмаонское серебро?
– Канзимо.
Трактир удивленно загудел.
– Канзимо Заботник? Не может быть!
– Может. Если ты не веришь, подожди до вечера. Вербовщики сказали, что гонцы вот-вот возвестят о мирных переговорах.
– В черную пропасть переговоры! Война! Война Гравандеру!
– Бледнозадых надо проучить!
Позже слугам Всевидящего Ока так и не удалось выяснить, кто первым выкрикнул роковую фразу. Некоторые допрашиваемые утверждали, что это сделал чуть ли не сам Кодинаро. Впрочем, на Доске Правды они меняли свои показания, обвиняя во всем себя. Но это, по большому счету, уже мало кого интересовало. Ведь бывшего кузнеца, кем бы он ни был на самом деле, разыскать так и не удалось.
А в тот момент трактир услышал:
– Смерть предателю!
– Кому? Канзимо? Какой он предатель? Он заботился о нас всех и…
– Раньше заботился. А теперь продает страну. Смерть предателю!
– Смерть! Смерть!!!
Императорские глашатаи с трудом пробивались к главным площадям столицы по переполненным в честь праздника улицам. Совет решил, что это будет символично: объявить о мире в день Памяти Героев.
Вестники разбились на два отряда, потом еще на два и еще, а под конец им вообще пришлось разделиться на маленькие группки по два-три человека – оказалось, что так проще продвигаться сквозь столпотворение людей. Договорились встретиться на площади Единоцветия, где по традиции первыми зачитывались императорские указы и решения Совета. Потом глашатаев ждали еще две площади – рыночная, на въезде в богатые кварталы, и Лобное место у Западных ворот. По большому счету вытоптанную тысячами копыт и сапог проплешину трудно назвать площадью, но там собираются торговые караваны, а окрестные трактиры кормили и поили добрую половину Нижнего города и весь Погорелый посад.
У каменной громады Единоцветной колонны, установленной, как говорят, в день основания столицы, императорских глашатаев ждал неприятный сюрприз. Площадь оказалась запруженной, как речной поток плотиной, двумя десятками повозок.
От взмыленных скакунов шел пар, возницы орали друг на друга и переругивались со случайными зеваками. Конечно, их можно понять: ехали на праздник, везли товары на продажу или сами хотели чего-нибудь прикупить и тут – на тебе! – угодили в такую глупую ситуацию. И проехать нельзя, и повозку не бросишь – мигом растащат.
Виновником происшествия оказался молодой водовоз. Переполненная бочка подпрыгнула на очередной выбоине мостовой да и переломила колесную ось всей тяжестью. Повозка застыла, перегородив проезд, сзади набились другие, подперли друг друга, кто-то попытался развернуться, но добился лишь еще большей неразберихи.
На пузатом боку бочки в свете факелов и праздничных салютов посверкивала ледяная корка – от удара часть воды выплеснулась наружу. Водовоз возился в снегу, пытаясь устранить поломку, а вокруг бушевал целый ураган проклятий.
Старший глашатай спешился, с трудом пробился к виновнику пробки:
– Эй, парень, долго тебе еще копаться?
Возница вылез из-под днища – веселый и чумазый парень весьма плутоватого вида:
– Долго! Тяжелая, зараза! Придавила, никак сдвинуть не могу!
– Давай поторапливайся! Мы тебя ждать не будем!
Ничуть не обескураженный суровостью тона водовоз отозвался:
– Рад бы, но не могу! Без колес мою бочку и шестью скакунами не сдвинешь.
Старший выругался: парень прав, и с этим ничего не поделаешь. Он огляделся, понимая, что на переполненную площадь никак не соберешь больше двадцати человек. Глупо будет читать указ горстке людей. Пусть этот неумеха возится со своей колымагой, а императорскую волю можно пока объявить на Лобном месте.
– Вот что, парень. Мы вернемся очень скоро, и я надеюсь, что тебя здесь уже не будет. Иначе тебе придется разговаривать не со мной и не здесь.
– А где? – спросил возница, ухмыляясь.
– В канцелярии Ока. Поехали, ребята.
Глашатаи умчались к Западным воротам.
Водовоз проводил их взглядом и в который уже раз порадовался невиданной удаче. За эту якобы поломку ему заплатили столько, сколько он не зарабатывал и за целое лето. Поэтому он совершенно спокойно копался у сломанной оси, не обращая внимания на крики и ругань других возниц. Даже императорские глашатаи не смогли его напугать. За такие деньги он, не раздумывая, прыгнул бы в яму, кишащую ядовитыми змеями.
Когда на Лобном месте взревели трубы, трактир давно кипел вовсю, будто котелок с варевом.
Немузыкальный сигнал стал для разгоряченной толпы командой к действию:
– Императорские глашатаи! – сказал кто-то. – Зачем еще?
– Ясно зачем: объявить о мире! А ну, пойдем-ка послушаем, кто там на самом деле собрался продавать Соцветие.
Поднялись почти все, даже трактирщик.
– Кодинаро, ты с нами?
Бывший кузнец ответил совершенно спокойно:
– Конечно. Хочу посмотреть в глаза предателя, прежде чем он умрет.
Двери трактира едва не снесли с петель, но хозяин не жаловался, он и сам раздраженно толкнул створку, выбираясь на улицу. Государственный доносчик весь вечер усердно старавшийся казаться незаметным, со всех ног помчался в канцелярию Всевидящего Ока.
Слишком поздно.
С противоположной стороны на площадь выдвинулась такая же распаленная алкоголем и ненавистью толпа. Две группы сошлись у самого помоста, заставив глашатая попятиться. Никто не заметил, как Кодинаро чуть заметно кивнул неприметному человеку в задних рядах вновь прибывших. Оба стали осторожно пробираться сквозь толпу, встретились у крепостной стены и скрылись в лабиринте проулков Погорелого посада. Впрочем, если бы кто и разглядел их, то, скорее всего не удивился: ведь тот, второй, совсем недавно описывал в соседнем трактире «Зайди, не пожалеешь» ужасы резни, что учинили солмаонские десантники. И тоже назывался очевидцем событий, как и Кодинаро.
