Камо с удовольствием подставлял бока под ласковые Катины руки.
Но Катя, потрепав его по голове, сказала:
– Хватит, хватит, ненасытный пес… Все, иди спать…
Камо, немного еще поелозив на спине, понял, что чесание и игра и вправду закончились, тихонько прошел в свой угол и лег на подстилку, положив на подушку голову и подсунув под нее передние лапы, повторив позу «младенца в утробе».
И Катя встала, потянулась, и сказала, отвечая Моте на его монолог:
– Ну, это все-таки философия, а в реальной жизни гораздо важнее понимать не то, «что есть мы и что есть мир», а что и как нужно сделать сегодня, чтобы завтра этот мир не подсунул нам болезненное одиночество в нищей старости, когда ждешь только одного… В «серебряном веке» русской поэзии жила такая поэтесса, Черубина де Габриак. Она это чувствовала тонко:
Он подошел к постели
И улыбнулся: «Ну, что ж,
У нас зацвели асфодели,
А ты все еще здесь живешь?
Когда ж соберешься в гости
Надолго к нам?..»
И флейту свою из кости
К моим приложил губам.
Губы мои побледнели
С этого самого дня.
Только бы там асфодели
Не отцвели без меня!
Она не стала объяснять что-то подробнее – видела, что Мотя «витает в облаках» и все равно не поймет ее. А потому просто добавила:
– И последнее разумное сегодняшнее мое действие будет простым и ясным – я иду спать. И ты не засиживайся: Камо утром не даст тебе поваляться в постели, а высыпаться «здесь и сейчас» у нас должны все – иначе кто завтра с энтузиазмом сходит в магазин за картошкой и вымоет после обеда посуду?..
Конечно, последний вопрос был сугубо риторическим, поскольку никакого энтузиазма проявлять было вовсе не нужно – мешок с картошкой стоял в лоджии, а нажать кнопку посудомоечной машины Моте не составляло труда даже тогда, когда он, увлеченный очередной своей работой, путал банки с солью и сахарным песком, заваривая себе очередную чашку кофе.
Другое дело, что на завтра был назначен старт зонда, и нужно было быть свежим в то время, когда обычно у Моти наступал первый пик сонливости – около девяти часов вечера. Его личная кривая тяги ко сну в соответствии с распределением Менделя имела три пика – в девять вечера, в три часа ночи (абсолютный максимум) и в девять утра, когда его, как правило, начинал теребить Камо, жаждавший глотнуть свежего воздуха.
Так бывало обычно. Но, конечно, 19 января 2006 года, когда с мыса Канаверал со стартового комплекса номер 41 космического центра имени Кеннеди в 22 часа по московскому времени, после нескольких нервирующих задержек, все-таки успешно стартовал зонд «Новые Горизонты» к Плутону, Мотя не выглядел «сонной мухой».
Он следил за стартом по трансляции в Интернете. В Калифорнии было ясно и солнечно, и только небольшие облачка оживляли голубизну неба. Но это «оживление» стоило ожидавшим старта нескольких томительных минут – запуск должен был происходить при двухкилометровой прямой видимости взлетающей ракеты, так что пришлось дождаться настоящего голубого окна прямо над головой.
И когда, наконец, 60-метровая ракета «Атлас-V» при нарастающем рокоте двигателей, выбросив горизонтальные облака дыма, оторвалась от Земли, Камо восторженно взвизгнул, а Мотя и сам невольно приподнялся, как бы пытаясь ей помочь.
Разумеется, никакой помощи ей не было нужно. Она была способна доставить на орбиту 20 тонн, а зонд был в 40 раз легче. И вся ее мощь была направлена на небывалый разгон этого зонда.
И разгон начался – ракета «встала» на все удлиняющийся шлейф дыма, выбрасываемого пятью твердотопливными «бустерами», помогавшими на первых порах четырем российским РД-180. Все вместе они и построили за сто секунд работы шлейфовую колонну, пробившую облака. Потом, красиво освободившись от «сделавших свое дело» бустеров – их отход от корпуса ракеты для зрителей выглядел как фантастическая мультипликация, нарисовавшая на экране неба прощальный цветок, – ракета превратилась в яркую звезду и растворилась в голубизне калифорнийского неба…
И через три минуты ракета была на высоте 80 километров. Ее скорость равнялась уже 3 километрам в секунду! В этот момент перегрузка достигла пятикратной величины, и каждый «лишний» килограмм «съедал» мощность двигателей и замедлял рост скорости. Для облегчения конструкции в начале четвертой минуты полета был сброшен головной обтекатель, поскольку основная толща атмосферы была уже позади.
Через 4 минуты 38 секунд с облегчением выдохнули представители НПО «Энергомаш», присутствовавшие на старте – отделилась первая ступень с блестяще отработавшими российскими двигателями, которые разогнали аппарат до скорости более чем 5 километров в секунду!
Но самым эмоциональным впечатлением от старта стала для Моти вовсе не техническая грандиозность события, не завораживающая красота зрелища, а тот тон, которым его комментировали. Это был не надрывный тон спортивного комментатора с финала чемпионата мира по футболу, а просто спокойный, абсолютно будничный тон диктора, сообщающего прогноз погоды на завтра. Оказалось, что такой контраст тона и смысла и был самым изящным украшением происходящего.
О дальнейших событиях, которые, естественно, не могли быть увиденными ни телекамерами, ни, тем более, «воочию», Мотя узнал из репортажа научного обозревателя Радио «Свобода» Александра Сергеева.
«Далее в работу включилась вторая ступень – разгонный блок RL10 (“Центавр”). За 5,5 минут скорость была доведена до 8 км/с, и аппарат вышел на низкую околоземную, так называемую «парковочную», орбиту. После 20 минут ожидания на ней аппарат достиг нужной точки, и двигатели блока “Центавр” включились вновь, отработав 9,5 минут. Вслед за этим вторая ступень отделилась, и прошла команда на зажигание третьей ступени STAR 48B – пакета из 48 твердотопливных двигателей. Их работа продолжалась всего 1,5 минуты и завершилась выведением аппарата на траекторию полета к Юпитеру».
Но все это Мотя узнал потом. А в тот вечер они с Катей открыли бутылку вина, и Мотя (так и не рассказавший до сих пор Кате об открытии «гена их судьбы» в «Дафнисе и Хлое») произнес тост за успешный старт и за то, чтобы в ближайшие девять лет ничего не случилось с детищем Стерна и он достиг бы успеха. Неожиданно для Кати он закончил так:
– А нам за себя волноваться не нужно, поскольку что бы ни сделал Бриаксис, вождь метимнейский (а ныне начальник в лицее), Пан нас в обиду не даст!
Катя удивленно посмотрела на Мотю и хотела что-то спросить, но он не дал ей и слова произнести и добавил:
– Это из Лонга. А то, что Бриаксис – это второе совпадение вслед за Дорконом, я узнал только после твоего рассказа.
И, обняв Катю, шепнул, что будет любить, пока она его любит.
