пока солнце клонилось к закату, не слышал звуков жизни вокруг… Уйти нагим, одиноким… Уйти. Одному… Голоса… был ли смысл, некий непостижимый
смысл в космической пустоте?.. Уйти навсегда, навстречу… чему-то запредельно чужому… уйти в одиночество… навеки освободить свою сущность, свое подлинное «я», от крови, зачатия, забот…
Холодная мелодичная песня звенела в его мозгу. Уйти… одному… свободному… Второй голос в двоедушном человеческом сердце. Самое заветное желание самой человеческой его части. Освободиться от тирании рода. От любви. Жить вечно…
Мийша застонал, чувствуя близость неба и в то же время — живую кровь, стучащую в сердце, в его зверином сердце. Он животное — человеческое животное, и его потомство в опасности. Ему туда нельзя.
Еще до того, как солнце ушло за горизонт, он вздохнул и поднялся с земли.
— Нет. То, что подходит тебе, не подходит мне. Я должен остаться с моими соплеменниками. Не будем больше об этом. Если ты в силах помочь мне еще раз, помоги мне спасти мое потомство.
Это было несколько недель назад, до начала строительства стены. Теперь Мийша смотрел на нее, силясь запечатать память, унять глубинную предательскую тягу. Он заметил, что лазер установили, и в то же мгновение услышал приближающиеся шаги.
— Отец?
Пьет высился над ним, глядя на море. Мийша понял, что свист за последнее время стал громче. Люди на берегу уже не ходили, а бегали, взволнованно перекрикиваясь.
— Бетель сказала, ты останешься здесь.
— Да. Я хочу попробовать… э… кое-что. Где будешь ты?
— У лазера. Мы с Павлом бросили жребий. Ему достался плот с командой ремонтников.
— Проследи, чтобы твоя мать и девочки ушли, хорошо? Далеко за большие деревья.
Пьет кивнул.
— Мели и Сара с малышами и воспитательницами.
Некоторое время они стояли, вслушиваясь. Свист усиливался.
— Ладно, я пошел, — сказал Пьет. — Мы устанавливаем бочки с горючим. Попробуем сжечь некоторых тварей еще до стены.
Он ушел, оставив узелок с едой и фляжку. Вечер был прекрасен: ясное турмалиновое небо сливалось с опалово-зеленым морем. Только что это за движение там, где они сходятся? Облака или мираж низких холмов, которые колышутся, тают и возникают вновь?
Горизонт надвигался.
Мийша напряг зрение. Свист звучал громче, сквозь него иногда прорывался стон, словно сами рифы охвачены мукой.
Из поселения внизу вышла цепочка женщин, неся детей и узлы, и торопливо направилась по тропе в джунгли. Стон повторился. Две женщины побежали.
Слева тени на горизонте сгущались, росли. От них в мглистом воздухе отделилась гора. Постепенно стало видно, что это пять существ, каждое размером с дюну. Люди закричали.
Передовые твари двигались к берегу значительно южнее поселения, туда, где было поле масличного льна. Вблизи стало видно, что они похожи на исполинских лангустов с мягким панцирем. Голова и грудь были подняты, передние пары ног с усилием тащили отвисшее брюхо. Мийша знал, что это «матки». Они бились и плескали среди низких рифов, издавая глухие стоны.
За ними из дымки возникли пять «секачей». Головы их были запрокинуты, исполинские копулятивные органы торчали как башни. Именно самцы издавали свист; теперь он был громкий, словно шипение ракетной струи. Странно печальный механистический гвалт… Когда секачи взбирались на риф, Мийша понял, что тела у них истощенны, втянуты между поперечными элементами экзоскелета. Вся их сила и жизнь ушли в огромные, с дом, колоссальные члены, торчащие из передних брюшных пластин.
Стоны маток перешли в рев. Они были уже на последней мели. Мийша видел их исполинские животы, мокрые и лоснящиеся. Бока переливались радужными отсветами. Секачи их настигали.
Два самца ринулись вперед, столкнулись. Оба замерли, взвыли, запрокинули головы еще дальше назад, так что багровые члены нацелились в небо. Однако так близко от цели они не могли долго сохранять угрожающие позы. Самки двигались вперед и самцы, выровняв головы, последовали за ними.
Первая была уже на льняном поле, ее брюхо пропахивало огромную борозду, ноги крушили все на своем пути. Две другие ворвались в джунгли. Древесные кроны качались и падали. Треск ломаемого дерева мешался с ревом маток и свистом секачей. Последние две самки вылезли на поле. Одна по пути смела причал для катамаранов.
Первая матка на поле замедлилась. Ее брюшной отдел был иссечен ранами, из них сочилась бесцветная кровь. Партнер настиг ее. Его передние лапы взметнулись. Он ухватил ее за голову, лицом к лицу, и взгромоздился на нее в пародии на человеческое совокупление. Она начала тяжело вращаться на месте, разбрасывая вокруг землю с камнями и вывороченными пнями. Член самца беспорядочно мотался, выгибаясь. Самка продолжала зарываться в землю глубже и глубже, увлекая самца за собой. Ее голова отклонилась назад, открыв щель между пластинами грудного панциря. Член секача вошел через эту щель, проник в ее туловище.
Последовал не конвульсивный оргазм млекопитающих, но архаическая неподвижность спаривающихся насекомых. Матка продолжала разбрасывать землю задними ногами, ввинчиваясь вместе с партнером все глубже и глубже в кратер; тем временем, казалось, все содержимое его тела излилось в нее, осталась лишь исполинская голова на сдутой скорлупке панциря. Матка медленно повернулась — и Мийша увидел, что передние ноги секача перепиливают ей грудь.
За несколько оборотов он перепилил ее окончательно и сорвал дергающуюся голову с тела самки. Откладывания яиц не было. Секач забился, заизвивался, отдирая себя от генитальной секции собственного тела. Держа добычу на весу, отделившаяся голова устремилась к морю, повторяя в смерти первые мгновения жизни.
Позади него обезглавленное тело матки продолжало зарываться все глубже в землю: живой инкубатор для оплодотворенных яиц.
Мийша с усилием оторвал взгляд от двух исполинских голов, бегущих к морю по склизкому следу. Две другие пары на поле еще совокуплялись. С одной что-то пошло не так: матка уперлась в камень и начала заваливаться на секача, кроша его ногами.
Мийша мотнул головой, заставил себя дышать ровно. Машины наслажденья… [57] Они с Пьетом такое уже видели. Он посмотрел на поселок. Люди столпились на крышах, на водонапорной башне, на пирсе. «Теперь вы знаете», — пробормотал Мийша. Он попытался докричаться до людей внизу и умолк, только услышав, что Пьет их подгоняет. Боль внезапно сделалась нестерпимой.
Горизонт все надвигался. Безостановочный свист проникал до костей, оглушал. Солнце ярко светило на развороченное поле, среди которого подрагивали три кратера. Ходячие головы исчезли на мелях, осталась только неудачливая пара, которая билась все слабее.
Зазвенел женский голос. Еще одна цепочка нагруженных фигур потянулась по тропинке в джунгли. Мартина, Лила Холлэм, Чена: биолог, ткачиха, минералог, инженер. Они походили на обезьянок: голые приматы, убегающие со
