Мальчик говорил об этом, как о чем-то, что давно уже в прошлом. Мистеру Андерхиллу стало не по себе.
— Вот мы и договорились, — сказал мальчик.
— Договорились? С кем же?
— Думаю, с детской площадкой или с тем, кому она принадлежит.
— Кому же она принадлежит?
— Я никогда не видел его. Там, в конце площадки, за эстрадой, есть контора. Свет горит в ней всю ночь. Какой-то странный, синеватый, очень яркий свет. В конторе — совершенно пустой стол и стул, на котором никто никогда не сидел, и табличка с надписью: «Управляющий», хотя никто никогда его не видел.
— Должен же он быть где-нибудь поблизости?
— Совершенно верно, должен, — ответил мальчик. — Иначе ни я, ни многие другие не смогли бы попасть сюда.
— Ты рассуждаешь словно взрослый.
Мальчик был заметно польщен.
— Хотите знать, кто я на самом деле? Я совсем не Томми. Я Том Маршалл, его отец. — Мальчик продолжал неподвижно сидеть в пыли, освещенный светом одинокого недосягаемого фонаря, а ночной ветер легонько трепал ворот его рубахи и поднимал с земли прохладную пыль. — Да, я Том Маршалл, отец. Я знаю, вам трудно поверить в это, но это так. Я тоже боялся за Томми, как сейчас вы боитесь за своего Джима. Поэтому я пошел на сделку с детской площадкой. О, не думайте, что только я один здесь такой, есть и другие. Если повнимательнее вглядеться в лица и глаза детей, можно отличить нас.
Андерхилл растерянно смотрел на мальчика:
— Шел бы ты домой, Томми.
— Вам хочется поверить мне, хочется, чтобы все оказалось правдой, не так ли? Я понял это в первый же день по вашим глазам, как только вы подошли к ограде. Если бы можно было поменяться местами с Джимом, вы, не задумываясь, сделали бы это. Вы хотите уберечь его от такого детства, сделать так, чтобы он поскорее стал взрослым и все было бы уже позади…
— Какой отец не желает добра своему ребенку.
— А вы особенно. Ведь вы уже сейчас чувствуете каждый удар и пинок, который получит здесь Джим. Ладно, приходите завтра. Вы тоже сможете договориться.
— Поменяться местами с Джимом? — Какая нелепая, неправдоподобная и вместе с тем странно успокаивающая мысль! — Что я должен сделать для этого?
— Твердо решить, что вы этого хотите.
Следующий вопрос мистер Андерхилл постарался задать как можно более безразличным голосом, чтобы он походил скорее на шутку, хотя душа его негодовала.
— Сколько это будет стоить?
— Ровным счетом ничего. Вам только надо будет приходить и играть на этой площадке.
— Весь день?
— И разумеется, ходить в школу.
— И снова расти?
— И снова расти. Приходите завтра в четыре.
— В это время я еще в конторе.
— Итак, до завтра, — сказал мальчик.
— Шел бы ты домой, Томми.
— Меня зовут Том Маршалл, — ответил мальчик, продолжая сидеть в пыли.
Фонарь над детской площадкой погас.
Мистер Андерхилл и его сестра весь завтрак молчали. Обычно он звонил Кэрол из конторы и болтал с ней о разных разностях, но сегодня он не сделал этого. Однако в половине второго, после ленча, к которому он почти не притронулся, мистер Андерхилл все же позвонил домой. Услышав голос сестры, он тут же положил трубку. Но через пять минут снова набрал номер.
— Это ты звонил, Чарли?
— Да, я, — ответил он.
— Мне показалось, что это ты, а потом ты почему-то положил трубку. Ты что-то хотел сказать, дорогой?
Кэрол снова вела себя благоразумно.
— Нет, я просто так.
— Эти два дня были просто ужасны, Чарли! Надеюсь, ты понимаешь, о чем я говорю. Джим должен ходить на площадку и должен получить свою порцию пинков и побоев.
— Да, да, должен.
Он снова увидел кровь, хищные лисьи морды и растерзанного зайчонка.
— Он должен уметь постоять за себя, — продолжала Кэрол, — и, если нужно, дать сдачи.
— Да, дать сдачи, — машинально повторил мистер Андерхилл.
— Я так и знала, что ты одумаешься.
— Да, одумаюсь, — повторял он. — Да, да, ты права. Иного выхода нет. Он должен быть принесен в жертву.
— Чарли, какие странные слова ты говоришь!
Мистер Андерхилл откашлялся.
— Итак, решено.
— Да.
«Интересно, как все это произойдет?» — подумал он.
— Ну а в остальном дома все в порядке? — спросил он.
Он думал о квадратах и треугольниках, которые чертил в пыли мальчик, чье лицо было смутно знакомо.
— Да, — ответила сестра.
— Я только что подумал, Кэрол, — вдруг сказал он.
— О чем, милый?
— Я приеду сегодня в три, — он произносил слова медленно, словно человек, который еле перевел дыхание после сокрушительного удара под ложечку. — Мы пройдемся немного, ты, я и Джим… — Он закрыл глаза.
— Отлично, милый!
— Пройдемся до детской площадки, — добавил он и положил трубку.
Была уже настоящая осень, с резким холодным ветром. За ночь деревья расцветились осенними красками и начали терять листву. Сухие листья кружились над головой мистера Андерхилла, когда он поднялся на крыльцо дома, где, укрывшись от ветра, его поджидали Кэрол и маленький Джим.
— Здравствуй. — Брат и сестра обменялись поцелуями.
— Вот и папа, Джим.
— Здравствуй, Джим.
Они улыбались, хотя у мистера Андерхилла душа леденела при мысли о том, что будет.
Было около четырех. Он взглянул на серое небо, ежеминутно грозившее дождем, напоминавшее застывшую лаву или пепел; влажный ветер дул в лицо. Когда они пошли, мистер Андерхилл крепко прижал к себе локоть сестры.
— Какой ты внимательный сегодня, Чарли! — улыбнулась она.
— Да, да, — рассеянно ответил он, думая о своем.
Вот и ворота детской площадки.
— Здравствуй, Чарли! Хи-и-э!
Высоко на верхушке гигантской горки стоял маленький Маршалл и махал им рукой, однако лицо его было серьезно.
— Подожди меня здесь, Кэрол, — сказал мистер Андерхилл. — Я скоро вернусь. Я только отведу туда Джимми.
— Хорошо, я подожду.
Он сжал ручонку сына.
— Идем, Джим. Держись крепко за папу.
По бетонным ступенькам они спустились на площадку и остановились в пыли. Вот они, гигантские квадраты, «классики», чудовищные «крестики-нолики», какие-то цифры, треугольники и овалы, которые дети нарисовали в этой неправдоподобной пыли.
Налетел ветер, и мистер Андерхилл поежился от холода; он еще крепче сжал ладошку сына и, обернувшись, посмотрел на сестру.
— Прощай, — сказал он, ибо более не сомневался уже ни в чем. Он был на детской площадке, он знал, что она существует и что сейчас произойдет то, что должно произойти. Ради Джима он готов на все в этом ужасном мире.
