Сергей Байбара - Цветы на камнях

Все было так же, как и в последний раз, когда его провожали в Грузию. Все на своих местах: этажерка для обуви, большой грязно-желтый шкаф, белые в полоску обои на стене. Сергей вспомнил, как он, уезжая в Грузию, спорил здесь с матерью. Она изначально была против этой связи с женщиной-грузинкой. Отец не вышел, курил тогда на балконе. Сергей уверял тогда мать, что, самое большое, через три недели он вернется. А мать плакала, противилась, ругала его, на чем свет стоит. Под конец она бросила такую фразу: «Если ты меня больше не увидишь, это будет на твоей совести!»

Сергей открыл шкаф, где хранили зимнюю одежду. Пусто… Только несколько забытых вешалок на металлической планке. Этажерка для обуви также пуста. Сергей прошел в большую комнату. Там все было так же, как и в последний раз. И шкафы ГДР-овского производства, и сервант с хрустальной посудой, и даже телевизор. Все покрыто толстым слоем пыли. Сергей присел на диван, накрытый толстой полиэтиленовой пленкой. Заглянул в шкафы. Вещей нет. Коробок на шкафах, где хранились ненужные вещи, тоже нет. Как будто хозяева покинули квартиру месяц-другой назад, покинули второпях, но все же не в суматохе панического бегства. Сергей не пошел в свою, маленькую комнату, задержался здесь.

На журнальном столе он заметил смятую посеревшую бумажку. Развернул. Сразу же узнал материнский почерк. И тут же почувствовал, как невидимый кинжал входит в сердце. Всего одна строка: «Все ЭТО на твоей совести, Сережа!»

Сон не сон, но Сергей явственно почувствовал, как боль жжет его глаза. Он впал в ступор, выронил бумажку. Так его родители не простили его. Он тогда попрощался с ними грубо, не зная, что уходит навсегда. А они так и не простили его?! В чем он был виноват?! В том, что пошел на зов сердца?! И даже перед концом они не простили его!

Сергей выронил автомат на пол. Он впал в ступор, застыл, как статуя, не воспринимая ничего. Если бы сейчас в квартиру ворвалась стая трехметровых пауков, чтобы его сожрать, даже это не заставило бы его тронуться с места…

— Нельзя так обращаться с оружием, — послышался среди горького одиночества негромкий мужской голос.

Сергей не знал этого голоса. «Надо было проверить вторую комнату!» Он обернулся к незнакомцу, уже прощаясь с жизнью.

В дверях, облокотившись на дверной косяк, стоял неизвестный мужчина азиатской внешности. Ему было лет пятьдесят, или шестьдесят на вид, но крепкий он был, коренастый, сильный. С таким бороться не захочешь! Мужчина был лысый, носил усы серпом и узкую треугольную бородку. Желтоватая кожа его была испещрена морщинами и шрамами. На нем были одеты металлические средневековые доспехи, раскрашенные узорами в виде тигров. Сергей не был знатоком истории, поэтому не мог сказать, какой эпохе и нации принадлежит его наряд. То ли Китай, то ли Монголия, а может Индия… На широком поясе, расшитом серебром, висели ножны с кривым мечом, а в руках воин держал серебристый шлем с затылочной кольчужной занавесью. На ногах его были темно-красные сапоги без каблуков с загнутыми вверх мысами. Воин был спокоен, не сводя с Сергея черных раскосых глаз.

— Удивлен? — спросил он на чистом русском языке.

— Кто вы? — Сергей потянулся к автомату.

— Я жду тебя, — сказал незнакомец. — Пойдем.

Он позвал Сергея в маленькую комнату. Сергей поднял с пола автомат, на всякий случай перевел его в режим одиночного огня.

— Не бойся. Я не причиню тебе вреда, — уверил воин. А Сергею вдруг вспомнилась поговорка «Незваный гость хуже татарина».

Они вошли в комнату, в которой жил Сергей ДО ТОГО… Здесь все было, как и прежде. Незнакомец уселся за его стол, включил электрическую лампу с зеленом абажуре. Взял перо, макнул его в чернильницу (которой у Сергея никогда не было) и принялся что-то писать на большом прямоугольном куске пергамента.

— Так кто вы? — переспросил Сергей.

— Много сотен лет я пришел одним из воинов Великого Хана на земли, где заходит солнце. Пришел как завоеватель. Я прожил жизнь, наполненную великими битвами и походами. Потом я остался на покоренной, взял себе жену — местную девушку. Я дал начало тем каплям крови, что текут сейчас в твоих жилах.

— Этого не может быть…

— Все, что ты видишь вокруг себя, — воин обвел рукой вокруг себя, — и этот город, и эти сооружения, и эти деревья, — все это декорации, созданные лишь твоим воображением в твоем сне. Всего этого нет. Вот как выглядит это место сейчас на самом деле. В твоем мире…

Незнакомец подошел к окну, задернул штору и снова отдернул. Картина за окном преобразилась. Теперь взгляд Сергея упирался в обломок почерневшей стены. Земли и деревьев не было видно под завалами битого камня, бетона и кирпича, покрытого черной массой, похожей на оплавленное стекло. Справа видно было провисшее, как проволока, ограждение детского сада. Моросящий дождь падал с черного неба. По завалам шныряли какие-то крупные зверьки, похожие на крыс. Под балконом появилось какое-то гадкое создание с рыжей шерстью, хромавшее на обе лапы. Из левой задней лапы этого существа рос рудименарный отросток, похожий на еще одну лапу до сустава. Голова была уродливой, бесформенной, с одним огромным зеленым глазом. Сергей догадался, что когда-то ЭТО было собакой.

Существо подняло голову к окну на втором этаже, встретившись с Сергеем горящим зеленом глазом. И вдруг завыло так страшно, что Сергей отпрянул от окна.

— Если хочешь, оставим такой вид за окном, — предложил воин. — Он честнее.

— Нет.

Воин задернул цветастую штору и тут же отдернул. За окном вновь была пустая улица, деревья, машины. Напротив — целая и невредимая пятиэтажка с черными окнами.

— Все народы и империи рождаются, живут своей жизнью и умирают, — сказал загадочный воин. — Человек может умереть героем, прославить себя в потомках. Но гибель империй всегда связанна с упадком. Упадком духа. Я наблюдал за своими потомками, видел их со дня своей смерти до последнего дня. Видел, как они вливались в новый, огромный народ, которому самим Создателем было предначертано стать великим. Видел, как моих внуков и правнуков сменяли новые потомки, уже даже отдаленно не похожие на меня. Как расселялись они по странам и континентам. Я видел всех. И, честно скажу тебе, последние мои потомки вызывали у меня либо жалость, либо презрение. А, вместе с ними, и весь народ, некогда великий, а теперь жалкий и ничтожный.

— В чем же их вина? — спросил Сергей.

— В их глупости, — коротко ответил воин. — Вы стремились к свободе, забыв о том, что подлинная свобода, — это свобода духа. Мудрец, даже заключенный в подземную крепость, свободен. Свободен купец, свободен воин, свободен крестьянин, обрабатывающий землю, свободен седобородый мудрец. Напротив, глупец, чувствует себя рабом и ищет свободу даже в том случае, когда идет по пустыне. Мудрец стремится к свободе духа, глупец — к свободе плоти. Глупец готов разрушить все на своем пути, все труды многих поколений, только бы наслаждаться призрачной свободой своего желудка. Но, чем более он стремится к свободе плоти, отвергая Дух, тем более он становится рабом. Сначала рабом своего сладострастия, потом рабом правителя-тирана. А потом рабом иноземного захватчика.