Генри Лайон Олди - Призраки Ойкумены

Ознакомительная версия.

Трудно сказать с уверенностью, что больше интересует пенетраторов: исследование людей и животных, как таковых – или исследование планетарной среды. Скорее всего, они совмещают оба исследовательских процесса.

При выходе пенетратора из тела его носитель погибает, сгорая без остатка на кварковом уровне и переходя в состояние чистой энергии. Процесс носит неуправляемый характер; волновой отпечаток личности носителя при этом не сохраняется. Человек, в которого вселился пенетратор, обречен на скорую гибель.

По косвенным данным, такое положение дел не устраивает самих пенетраторов. Известен случай превращения тюремной космической станции в исследовательскую лабораторию, где флуктуации на протяжении нескольких лет проводили эксперименты, исследуя заключенных, входя в их тела и пытаясь найти способ возвращения в волну без гибели носителя. Видимых результатов эксперименты не принесли.

Тем не менее, определенный прогресс в методах выхода пенетраторов из белковых тел мы можем наблюдать. Как свидетельствуют собранные за пятьсот лет данные, ранее пенетраторы возвращались в волну с более разрушительными эффектами, чем сегодня: от кварк-глюонного взрыва мощностью в десятки килотонн до искажений пространства, времени и гравитационных полей, нарушения причинно-следственных связей, массовых психических расстройств людей в радиусе до трех километров, массового спонтанного эффекта Вейса и т. д. Сейчас, как правило, погибает лишь носитель.

Анализируя исследовательскую деятельность пенетраторов, мы обнаруживаем вполне человеческую мотивацию: стремление к новым знаниям. Это дает нам надежду на возможность контакта и будущего взаимопонимания с наиболее развитыми флуктуациями континуума.

– Ну что? – спросил профессор Штильнер. – Теперь вы поняли?

Глаза профессора горели азартом.

– Нет, – честно ответил Диего.

1‑й бродяга:

(загораживает Кончите дорогу)

Кончита:

2‑й бродяга:

(отрезает ей путь к отступлению)

Кончита:

3‑й бродяга:

(выныривает справа)

Кончита:

Бродяги:

Кончита:

(отталкивает Тяпни, распустившего руки)

1‑й бродяга:

Кончита:

(лишившись мантильи)

2‑й бродяга:

Вспарывает шнуровку на платье Кончиты.

Кончита:

(закрывает руками грудь)

3‑й бродяга:

Капитан Рамирес:

(выныривает из переулка)

Бродяги:

Капитан Рамирес:

Бродяги:

(разбегаясь)

Капитан Рамирес:

(Кончите)

Кончита:

Капитан Рамирес:

Кончита:

(смеется)

– Это не бренди, господа!

Дон Фернан с опаской принюхался:

– А что?

– Это нектар!

Нектар густо пах яблоком: зеленым, сочным, кислым до оскомины. В душу Диего закрались подозрения, которые профессор не замедлил подтвердить:

– Аутентичный! Ручной работы! У Анастасии Евдокимовны папаша яблоневый сад держит. Хотел еще и вишневый прикупить, так соседка-помещица уперлась: только, мол, после моей смерти!

– И что папаша? – заинтересовался дон Фернан.

– Ждет, ему не к спеху. Вот они, яблочки-то…

Штильнер разлил нектар по рюмкам. Себе – на донышке, для виду. Он был изумительно трезв, лишь время от времени трогал виски́ кончиками пальцев: похоже, болела голова. Маэстро чуял, что профессор успел принять какую-то волшебную таблеточку, или сделал себе чудо-инъекцию, способную вправить мозги горькому пьянице. Профессор смущался, суетился, был рад услужить и обиходить, но и безмозглый дурень увидел бы, что гости – тот крючок, который акула науки заглотила до самой задницы.

Жирный, обрюзгший, неопрятный человек в затрапезном халате – Штильнер вызывал у маэстро раздражение и симпатию в равных пропорциях. С похожими чувствами Диего относился к собственному отцу. Только в случае с Пералем-старшим эта смесь называлась любовью.

Ознакомительная версия.