Завтра я буду у съезда в Скиапарелли!
При условии, что ничего не случится. Но черт побери, вся эта миссия прошла как по маслу! (Это был сарказм.)
Сегодня «воздушный день», и в кои-то веки я ему не рад. Я так близко к Скиапарелли, что чувствую его вкус. Полагаю, преимущественно вкус песка, однако не в том суть.
Разумеется, на этом мое путешествие не закончится. Потребуется еще три сола, чтобы добраться до МВА, но проклятие, я почти на месте!
Кажется, я уже вижу край Скиапарелли. До него еще далеко, и наверняка со мной играет мое воображение: 62 километра – поэтому если я его и вижу, то едва-едва.
Завтра, добравшись до Входного кратера, я поверну на юг и въеду в чашу Скиапарелли по Входному пандусу. Я провел быстрые вычисления и пришел к выводу, что спуск безопасен. Перепад высоты от края до дна – 1,5 километра, а длина съезда – не менее 45 километров. То есть наклон составляет всего-навсего два градуса. Не проблема.
Завтра вечером я погружусь на новую глубину!
Нет, лучше сказать иначе…
Завтра вечером я буду на нижнем пределе!
Нет, это тоже плохо звучит…
Завтра ночью я окажусь в любимой дыре Джованни Скиапарелли!
Не берите в голову, просто валяю дурака.
Миллионы лет край кратера подвергался постоянной атаке ветра. Ветер грыз каменистый гребень, как река прогрызает горную цепь, и за долгие эры сломал край.
В созданной ветром зоне высокого давления появилась течь. Тысячелетия шли, и пролом расширялся. Пыль и частицы песка оседали в чаше.
В конце концов установилось равновесие. Уровень песка в кратере достиг края, и теперь песчаный холм рос не ввысь, а вширь. Склон удлинялся, пока не установилось новое равновесие, которое определяли сложные взаимодействия бесчисленных крошечных частиц и их способность удерживать наклонную форму. Появился Входной пандус.
Из-за погодных условий сформировались дюны и голые участки. Падавшие поблизости от кратера метеориты превращались в камни и булыжники. Склон стал неровным.
Сыграла свою роль и гравитация. Со временем пандус уплотнился – но уплотнился неравномерно. Области разной плотности оседали с разной скоростью. Некоторые участки стали твердыми, как камень, другие остались мягкими, как тальк.
Хотя в среднем уклон казался небольшим, сам пандус был грубым и неровным.
Добравшись до Входного кратера, единственный обитатель Марса повернул свой марсоход к чаше Скиапарелли. Труднопроходимость пандуса стала для Марка Уотни неожиданностью, но он уже сталкивался с пересеченной марсианской местностью.
Он объезжал небольшие дюны и осторожно переваливал более крупные. Он обращал внимание на каждый поворот, каждый подъем или спуск, каждый камень на своем пути. Он продумывал маршрут и просчитывал все альтернативы.
Но этого оказалось недостаточно.
Спускаясь по обычному – на вид – склону, марсоход пересек невидимый гребень. Плотная, жесткая почва неожиданно сменилась мягкой пылью. Поверхность была занесена пятисантиметровым слоем песка, и заметить неожиданный перепад высот не представлялось возможным.
Переднее левое колесо марсохода ушло вниз. Из-за внезапного крена правое заднее колесо полностью оторвалось от земли. Нагрузка на заднее левое колесо возросла, и оно соскользнуло с ненадежной опоры, тоже погрузившись в пыль.
Прежде чем путешественник успел отреагировать, марсоход опрокинулся на бок. Аккуратно сложенные на крыше солнечные панели рассыпались, словно колода карт.
Сцепленный с марсоходом буксирным зажимом прицеп тоже опрокинулся. Зажим из прочного композита скрутился и сломался, словно сухая ветка. Соединявшие марсоходы шланги соскочили. Прицеп прыгнул носом вперед в мягкую почву, перевернулся на крышу-аэростат и, подрагивая, замер.
Марсоходу повезло меньше. Он покатился дальше, взбалтывая своего пассажира, словно белье в сушилке, и остановился лишь через двадцать метров, когда мягкая пыль сменилась более плотным песком.
Марсоход замер на боку. Клапаны, ведущие к соскочившим шлангам, засекли внезапное падение давления и закрылись. Герметизация не нарушилась.
Путешественник был жив. Пока.
Весь отдел уставился на спутниковый снимок на проекционном экране.
– Господи! – воскликнул Митч. – Что за чертовщина?
– Марсоход лежит на боку, – объяснила Майнди, показывая на экран. – Прицеп лежит вверх ногами. Эта россыпь прямоугольничков – солнечные панели.
Венкат обхватил рукой подбородок.
– У нас есть информация о состоянии герметичного отсека марсохода?
– Ничего очевидного, – ответила Майнди.
– Какие-нибудь свидетельства активности Уотни после аварии? Например, ВКД?
– ВКД не было, – сказала Майнди. – Погода ясная. Если бы он выходил, мы бы видели отпечатки ног.
– Это все место аварии? – спросил Брюс Ын.
– Думаю, да, – ответила Майнди. – В верхней части снимка, которая соответствует северу, видны обычные следы колес. Полагаю, вот здесь, – она показала на большую рытвину, – и произошла авария. Судя по этому рву, я бы сказала, что марсоход перевернулся и соскользнул вниз. Мы видим траншею, которую он прорыл. А прицеп опрокинулся вперед, на крышу.
– Не скажу, что все хорошо, но, думаю, и не так плохо, как выглядит, – заметил Брюс.
– Продолжай, – поторопил его Венкат.
– Конструкция марсохода рассчитана на опрокидывание, – объяснил Брюс. – И если бы произошла разгерметизация, на песке был бы звездообразный след. Я ничего подобного не вижу.
– Тем не менее Уотни мог пострадать, – возразил Митч. – Он мог удариться головой, или сломать руку, или что-то вроде этого.
– Конечно, – кивнул Брюс. – Я только говорю, что с марсоходом, возможно, все в порядке.
– Когда это снято?
Майнди сверилась с часами.
– Мы получили снимок семнадцать минут назад. Через девять минут получим еще один, когда место аварии окажется в поле видимости MGS4.
– Первым делом он совершит ВКД, чтобы оценить ущерб, – сказал Венкат. – Майнди, держи нас в курсе любых изменений.
Запись в журнале: Сол 498
Хм-м.
Н-да.
Спуск в чашу Скиапарелли прошел неудачно. Чтобы вы поняли, насколько неудачно, скажу, что мне приходится тянуться к компьютеру, чтобы это напечатать, потому что он расположен рядом с панелью управления, а марсоход лежит на боку.
Конечно, поболтало здорово, но к экстренным ситуациям мне не привыкать. Как только марсоход опрокинулся, я свернулся в клубок и съежился. Вот такой я киногерой.
