И тогда я закричала. Без голоса, без звука – одной жалостью и состраданием к их бедным, темным антовским мозгам.
Голутвенные не слышали моего крика. Они только вертели головами, тяжело дыша и не понимая, с чего вдруг наступила вокруг такая оглушающая тишина – рев толпы прервался на полувздохе. Людской поток остановился. Рты еще были разинуты, но в глазах стоял испуг. Нет, эти люди по-прежнему не способны были принимать мои аргументы, но они хотя бы замолчали и остановились. И я смогла сказать им:
– Жители Киршага! Подданные князя Квасурова! Я услышала то, что вы хотели мне сказать. Теперь мне надо это обдумать. Через неделю здесь, на этом самом месте, я дам вам ответ. Ответ окончательный. И тогда – поступайте как знаете! Я сказала свое слово и теперь ухожу. Дорогу княгине!
– Дорогу княгине! – заорал Никодим свирепо и полез вниз, угрожающе размахивая окровавленным мечом, расталкивая оцепеневшую толпу.
– Стройся! – запоздало крикнул полковник Аяикадр своим дружинникам. Они с трудом поднимались с земли – смятые и затоптанные толпой.
Я вздернула подбородок и неспешно начала свой спуск в толпу. В коридор ненависти, чуть раздвинутый передо мной щитами киршагских дружинников, угрюмым конвоем окруживших мою княжескую особу. Они выполнили приказ полковника Аникандра, но в душе были согласны с окружающими актами, ненавидящими меня.
Рядом в толпе, справа, дернулась чья-то злобная мысль. Вслед за ней поднялась рука с камнем в кулаке. Камень был нацелен в мою голову – и я не стала раздумывать. Не поворачивая головы, потянулась к анту, к стволу его мозга, и сжала его. Сжала изо всех сил. У человека с камнем мгновенно прервалось дыхание, сердцебиение, булыжник выпал из его руки, и он рухнул как подкошенный. Толпа отпрянула.
Натренировалась, однако, я с Филуманой! Любо-дорого посмотреть… Как легко использую ее возможности, как запросто дотягиваюсь до любого мозга вокруг, как свободно, играючи теперь лишаю людей жизни…
Я шла с высоко поднятой головой в узенькой глубокой траншее, проложенной для меня дружинниками среди высоких насыпей страха, окружающих меня по сторонам и смыкающихся за спиной сплошной, непробиваемой стеной ненависти.
* * *
«Неужто осталось мне только бегство?»
Каменный балкончик, на который я вышла из библиотеки кремля, одиноко нависал над будто сахарной плоскостью Кир-шаговой пустохляби. Он выступал посреди длинной стены кремля, почти уже раскалившейся под полуденными солнечными лучами.
Я вернулась в полумрак библиотечного зала. Взяла один фолиант, полистала, потренировалась в чтении старославянской вязи, взяла другой. Отложила. В них не было ответа на мои вопросы.
Бегство… А что еще? Повторения вчерашнего побоища я не допущу. Раз Киршаг меня не любит, не хочет и боится, то Михаил… Что ж, он действительно здесь в полной безопасности– среди преданных слуг, верной дружины, покорных ан-тов. Каллистрат прав, мне здесь не место. А где место?
Да в Вышеграде же! Мне ведь туда, кажется, надо? Морем проше всего, так, кажется, говорил мудрый Каллистрат. До Дулеба. А там – еще день, и я в столице.
Без денег, зато с Фролом, избитым до полусмерти, – он до сих пор толком не пришел в себя. Не в Киршаге же его оставлять? Добьют не дай бог! И еще я с Тугаром, Василием, Степкой, Никодимом, Бокшей… Ого!
Нет, нельзя мне тащить с собой весь этот кагал! Ну Никодим, ну Бокша – без них куда уж… А вот оболыжских людей надо отправлять Каллистрату обратно.
– Василий! – крикнула я в открытую дверь. Василий явился.
– Бери своего коня, скачи к Каллистрату, расскажешь, что здесь у нас творится. Попросишь, чтоб он прислал лекаря для фрола. Да и сам, наверно, пусть приезжает. А то без него тут все разладилось… И передай, что княгиня снаряжается в дорогу. Через неделю отплываю в Дулеб. Все, счастливого пути! И Никодима позови ко мне. Пора собираться.
Но сборы не закончились отъездом.
Через четыре дня Василий вернулся с неутешительными новостями и письмом.
Письмо я читала при Василии и видела его глазами слабую дрожащую руку Каллистрата, с трудом выводящего неровные строки:
«Прекрасная моя княгиня!
Приехать сейчас не могу. Отлеживаюсь. Ибо случился у меня пожар. Работал я с известной вам жидкостью, которую князь
Михаил звал «мерзкой поганью». Да зело задумался. На известную вам тему. Взрыв был силен и безжалостен. Лаборатории у меня теперь нет. Как и половины дома. Жальче всего библиотеку – пропала бесследно. Но это все вздор и пустяки. Как и ваши беды, прекрасная княгиня, о которых поведал мне Василий. Вам ли бояться антов? Даже если их науськивает чья-то злая воля! Перед вашей волей им все равно не устоять (это я по себе знаю). Советы вам давать трудно – что я понимаю, не испробовав гривны? Но и мой жалкий опыт действия на умы антов кое в чем может вам пригодиться. Василий передал, что вы затрудняетесь с подбором доводов в обоснование антам необходимости вашей оставаться в Киршаге. Пустое! Антам не нужны доводы, им нужно только говорить одно и то лее, все время одно и то же – тогда они поверят. Без всяких доводов. Попробуйте, княгиня. У вас получится. Мне же хочется, чтоб вы дождались моего выздоровления и приезда в Киршаг. Просто как друга, с которым приятно и интересно вести разговор. А я так соскучился по приятной и интересной беседе!
Каллистрат Оболыжский».
– Спасибо, Каллистрат, – улыбнулась я тому образу, который наблюдала в воспоминаниях Василия. Бодрый тон письма не обманул меня: ожоги у Каллистрата были серьезные и поправляться Оболыжскому предстоит еще долго. Но совет его хорош!
– Почему бы нам и в самом деле не заняться нейролинг-вистическим программированием? – поинтересовалась я, не рассчитывая получить ответ. И не получив его от озадаченного голутвенного, рассмеялась. – Иди, Василий, отдыхай с дороги!
* * *
Следующая моя встреча с вечевым собранием была подготовлена совсем по-другому.
Конечно, психологический настрой горожан нисколько не улучшился, градус ненависти даже возрос, но на сей раз я никому не дала возможности возбудить толпу до открытой агрессии. Я сама взяла слово.
– Горожане! – обратилась я к ним с высоты вечевого пригорка. – Жители великого и славного Киршага! Вы отличные рыбаки, замечательные мореплаватели. Ваши товары ценятся во всем мире. Потому что делают их ваши прекрасные руки, знающие все на свете ремесла. А развозят повсюду превосходные киршагские товары ваши купцы – непревзойденные по смелости, отваге и находчивости! Только в таком дивном месте мог появиться такой великолепный князь, как Михаил Ква-суров. Он столько говорил мне о вас, славных жителях Кир-шага, что я не могла не приехать. И я приехала к вам. И я увидела, что все так и на самом деле: нет города лучше, чем Киршаг! А князя – лучше, чем Михаил Квасуров! И хоть он ранен сейчас, но такой чудесный князь не может не поправиться. Он обязательно поправится! Живой, здоровый, он выйдет к вам. И я скажу ему слова моего восхищения вами, прекрасные жители великого Киршага. Я обязательно дождусь его выздоровления, потому что вы – самые лучшие люди во всем свете! И я обязательно должна это сказать вашему непревзойденному князю Михаилу! И тогда он скажет вам спасибо за то, что вы ждали его выздоровления. И дважды спасибо скажет за то, что вы ждали его вместе со мной, потому что я должна была рассказать ему свое невыразимое восхищение вами. Вы будете продолжать свои славные дела: замечательно ловить рыбу, заниматься всеми вашими ремеслами, торговать со всем миром! А я вместе с вами буду ждать выздоровления вашего прекрасного князя, который скажет вам: спасибо, мои верные жители Киршага, за то, что ждали вместе с княгиней моего выздоровления…
