Он остановился в двухстах метрах от транспортера и тяжело опустился на землю. Несколько минут Глеб просто лежал, пялясь на траву, втоптанную в землю чудовищными копытами, а затем перевернулся на спину и уставился в небо. Голова была пустой и звонкой. Боль от НТ-пульсации ушла, остались только какие-то отголоски и… горечь от того, что все произошло именно так. Люди очень редко прощают обман, особенно такой, который выставляет их не в лучшем свете (даже если им это только кажется). А здесь произошло именно так, и как только все они отойдут от шока, то сразу же примутся вспоминать все, что говорили и делали, и, естественно, обязательно найдут в своих поступках, совершенных тогда, когда вокруг все вроде как были свои, что-то, что, по их мнению, не делает им чести. И их охватит стыд, а избавиться от этого стыда проще всего, если убедить себя, что во всем виноват именно он, чужак, так ловко притворившийся обезьяной. И Йола тоже. Так что… все было кончено. Господи, ну надо же было так облажаться! Вроде и диплом психолога имеется среди толстой пачки всяких других, а стоило впервые в жизни встретить существо, которое зажгло в тебе что-то серьезное, как… все рухнуло. Причем вина стопроцентно своя собственная. Тут его самобичевание было прервано ощущением того, что рядом кто-то стоит. Глеб приподнял голову и посмотрел на подошедшего. В двух шагах от него стояла Йола, а чуть дальше маячил неизменный Аек с парализатором в руках. Секунду они с Йолой смотрели друг на друга, потом она сделала шаг вперед, опустилась на колени и спросила:
— Кто ты?
Глеб несколько мгновений плавал в ее огромных глазах, в которых отчего-то не оказалось ни стыда, ни испуга, потом опомнился и потряс головой, как бы стряхивая наваждение, и робко улыбнулся. У Йолы во взгляде появилось то же восторженное выражение, что он уловил тогда, подлетев к ним на транспортере (и, черт возьми опять никаких признаков стыда или испуга), и Глеб, чувствуя, что вновь начинает растворяться в ее глазах, поймал пальцами обрывок поводка и, осторожно вложив его в ее горячую ладошку, поднялся на ноги.
— Пошли, приедем в лагерь — расскажу.
5
Глеб поймал себя на мысли о том, что его состояние точно соответствует идиоме «пребывал на вершине блаженства». Они расположились на вершине крутого холма, одиноким прыщом торчащего в полукилометре от исследовательского лагеря эотенийцев, голова его покоилась на коленях у Йолы, ее прохладная ладонь лежала у него на лбу, а чистый звонкий голос рассказывал об Эотении. Вокруг была саванна, небо и больше ничего.
Уже почти неделю Глеб жил в экспедиции как землянин. Первые три дня к нему относились настороженно, а Аек — так даже враждебно. Но по мере того как Глеб раскрывался все больше и больше, настороженность уступала место восторженному интересу. Во Вселенной есть еще люди! И их много! И они умеют много того, что пока не умеем мы!!! И они готовы нас этому научить!!! Вау!!! Только у Аека осталась неприязнь, но Глеб подозревал, что ее причиной была не настороженность или недоверие, а несколько другое чувство. И, судя по всему, такие подозрения были не у него одного. Поэтому последователей у Аека не было. Вообще эотенийцы были настолько откровенны и непосредственны в чувствах, что Глеб сначала просто поражался. А затем предположил, что все дело в том, что их цивилизация прошла намного более легким путем, чем земная. Эотении не пришлось, как Земле, да и почти всем остальным планетам Содружества, прежде чем стать гуманистически ориентированным обществом, идти долгой дорогой крови и ненависти. У них даже не было глобальных войн. Возможно, оттого, что на всем протяжении своего развития доминантной формой организации их общества была та или иная форма матриархата. И столь подчеркнутое преклонение перед Йолой как раз и было вызвано тем, что она была дочерью той, которая сейчас исполняла функции главы планеты. Впрочем, все это имело и другую сторону. Страшно было бы подумать, что случилось бы, если бы первыми, на кого наткнулись эотенийцы, был бы Форгот…
Йола взяла его голову обеими руками и повернула лицом к себе.
— Ты меня совсем не слушаешь.
— Неправда, слушаю.
— Ну я же вижу.
Глеб улыбнулся.
— Хочешь, повторю все, что ты мне рассказала. Причем дословно.
Йола нахмурилась, но, увидя его хитрый взгляд, не выдержала и, рассмеявшись, прижала его голову к своей груди (отчего у Глеба все поплыло перед глазами).
— Никак не могу привыкнуть к этим твоим способностям.
Глеб счастливо вздохнул и, млея, проблеял:
— Ну и ничего особенного. Способности как способности.
Йола, дурачась, спихнула его голову с колен и, гибким движением вскочив на ноги, припустилась вниз по склону холма. Глеб одним движением взлетел с земли и ринулся вслед за ней. В голове метались обрывки мыслей, как будто внутри черепа сидел какой-то ненормальный и восторженно орал: «Здорово! Ну влип! Втюрился! Ну дает!»
У подножия Йола, запыхавшись, остановилась. Глеб обнял ее за плечи, она прижалась к нему и замерла.
— Знаешь, я давно хотел тебя спросить… — Глеб запнулся, не зная, как продолжить, но Йола пришла ему на помощь.
— О чем?
— Почему Аек ведет себя так… как будто он имеет на тебя какие-то права.
Йола улыбнулась.
— А он действительно имеет.
— ?!
Йола потерлась носом о его грудь.
— Понимаешь, моя мать, она самая старшая правительница нашей планеты. А я ее наследница…
Глеб недоуменно моргнул.
— Но у вас же правительниц… избирают.
Йола кивнула.
— Да, конечно. Но круг тех, из кого избирают, довольно узок. Около трех тысяч семей. Причем подавляющее большинство там только числится. Это очень почетно — быть среди семей, из которых может быть избрана правительница. Так что иногда, очень редко, в число этих семей включаются роды из тех, кто на протяжении многих поколений служил на благо нашему миру и достиг впечатляющих успехов. Но приоритет всегда имеют наиболее чистые линии. А таких всего немногим более трех десятков. Например, все мои предки по женской линии обязательно стояли во главе планеты. Кто несколько лет, а кто и целые десятилетия. Часто их сменяли правительницы из других семей, но наша семья была у власти дольше, чем все остальные. Поэтому ни у кого не вызывало сомнений, что я тоже когда-нибудь стану наследницей своей матери, — Йола задумчиво улыбнулась, — конечно, вряд ли я сменю именно свою мать. К тому моменту, как она отойдет от дел, я еще буду не слишком опытна, но потом…
Глеб стоял как громом пораженный. Вот тебе и на. Черт, а он-то считал, что она просто дочь кого-то вроде одного из Сенаторов Содружества или Президента планеты. То есть просто девушка из высокопоставленной семьи.
