— Это может помочь надежно держать их под контролем, — сказал Джим.
— Держать их под контролем? Как?
— Ну, я, конечно, предполагаю, что в это же самое время наш народ тоже поселится на некоторых из этих планет. Учтите, я не уверен, что они точно захотят это сделать. Но если желающие найдутся, то как только мы научимся говорить с лаагами, используя их метод общения, поскольку на наш они не способны, наши поселенцы смогут присматривать за поселенцами-лаагами и указывать им, что они не правы, если окажется, что они делают что-то нежелательное для вас.
— Говоришь, ты не знаешь, захочет ли ваш народ поселиться здесь? — переспросил Вопрос Первый. — Но раньше ты сказал, что они полны желания заселить наши планеты.
— Я сказал «полны желания»? Извини. Я просто обсуждал вопрос с вами, прежде чем вернуться и обсудить это с ними, — сказал Джим. — Мы с тобой отвлеклись на другие темы, и я так и не объяснил, что сначала мне надо спросить мнение остальных. Понимаешь, наш народ не знает, что мы здесь нашли пригодные для обитания миры. Они знают, что мы можем что-то найти, и если мы вдруг почему-либо не вернемся, они рано или поздно пошлют сюда других посмотреть, нет ли здесь пригодных для обитания дыр. Но пока что они не знают точно про эти планеты, и уж точно не знают, какой вы замечательный народ. Я уверен, что из-за того, что мы им расскажем, они сразу вас полюбят и захотят сюда прибыть. Я просто не имею права точно сказать, что они прибудут, пока я с ними со всеми не поговорил.
— Но ты с ними поговоришь?
— Первым делом, как только прибуду домой.
На несколько секунд со стороны Вопроса Первого воцарилось молчание.
— Джим, — тихо сказала Мэри, — а ты представляешь себе, какие силы нужны, чтобы сдвинуть звезду с орбиты?
— Ш-ш-ш, — ответил Джим, — у маленьких зверюшек...
— Что-что?
— У маленьких светлячков длинные антенны.
— Но он же сказал, что они... а-а.
— Именно.
— Понимаю. Обещание на словах... — сказала Мэри. — Ты прав. В прошлый раз, кстати, ты назвал их бабочками.
— Правда? «Светлячки» точнее.
— Да, тут я тоже с тобой согласна, — ответила Мэри.
— Нам надо это обдумать, — прервал их Вопрос Первый. — А пока что не хотите ли потанцевать?
— Потанцевать? — в один голос повторили Джим и Мэри.
— Вы сомневаетесь? Пять танцев из миллионов, хранящихся в нашей памяти, считаются классическими. Мы станцуем один из них вместе.
— Извините, — ответил Джим, — мы колеблемся не потому, что не хотим танцевать с вами. Но вам следует знать, что мы, во всяком случае я, не знаем, что вы имеете в виду под «танцами».
— Я понял, что вы мало знаете о танцах, — сказал Вопрос Первый, — но не подозревал, что так мало. Вы правда не знаете, что такое танцы? Я же говорил, это переплетение узоров вокруг линий силы, созданных дырами при их передвижении сквозь вселенную.
— Да, но это просто определение, — сказала Мэри. — Джим хотел сказать, что мы даже не представляем, как вы плетете такие узоры, а не то что можем их оценить. Мы никогда в жизни ничего подобного не видели.
— Неужели не видели? Это невероятно! — воскликнул Вопрос Первый. — А вы такие милые люди и дорогие друзья! Скажите, разве вы вот сейчас не ощущаете ткущиеся и передвигающиеся вокруг нас и сквозь нас силы?
— Нет, — сказала Мэри. — А ты, Джим?
— Нет, тоже нет, извини, — ответил он.
— Невероятно! Но мне очень трудно не забыть о том, что вы по природе своей дыры. Вы такие разумные, рассудительные и приятные, что я упускаю из перспективы ваши ограничения. Неужели вы совсем не чувствуете силы? Посмотрите вон на ту белую звезду. Разве вы не чувствуете, как ее огромное притяжение проходит через вселенную, как взмах гигантской руки?
— Постой, дай мне сосредоточиться, — сказал Джим. — Может, у меня получится.
— Я тоже попробую, — сказала Мэри.
Джим честно попробовал. У него был бойцовский характер, и в таких ситуациях он обычно решал, что если кто-то что-то может сделать, то и он тоже сможет. «Ощущай, — сказал он себе, сосредоточившись на точке света от белой звезды, — ощущай...»
— Есть! — сказал он наконец. — Что-то там есть, что-то вроде легкого давления. Мэри, ты знаешь ощущение, когда ты был в тени тучи, и она отходит от солнца, и ты чувствуешь тепло наползающего на тебя солнца?
— Да, я тоже это почувствовала, — ответила Мэри. — Совсем чуть-чуть, правда. И если бы я попробовала делать что-нибудь еще, а тем более эти ваши танцы, то я бы потеряла это ощущение.
— Невероятно, — сказал Вопрос Первый. — Один из наших великих танцев вам все равно не оценить. Их пять, можете вы себе представить? Пять великих танцев, отобранных из миллионов за все время существования моего народа. Эти пять великих узоров движения отражают грандиозность достижений нашей расы. Можете вы это оценить?
— Думаю, что можем, — серьезно сказала Мэри.
— Так или иначе, как я уже сказал, один из этих пяти вам все равно не оценить, — продолжил Вопрос Первый. — Но мы можем вас провести — так же как провели вас к любимым местам Рауля, которые он видел по-другому, — через один из простеньких танцев, которые мы используем для вновь зародившихся, еще ничего не умеющих разумов. Вы пойдете? Вы готовы?
— А почему бы и нет? — сказал Джим Мэри. — Вы танцуете, мадам?
— О да, с удовольствием, — ответила она.
— ...Но это же как катание на коньках! — сказала Мэри. — Как катание на коньках со скоростью миллиард миль в секунду!
— Как спуск по бобслейной трассе! — крикнул Джим. Кричать нужды не было, он делал это от возбуждения.
— Тогда как спуск на коньках по бобслейной трассе, — крикнула Мэри в ответ, — и не надо беспокоиться о травмах!
Желтая световая точка вдалеке почти мгновенно выросла в огромное золотое солнце, и они нырнули к нему, потом пронеслись мимо, а вокруг них вертелась полная звезд галактика, пока они мчались к белой гигантской звезде, а потом обогнули ее. Это и правда напоминало путешествие на невообразимой скорости, потому что они действительно находились в движении. Это был не фазовый переход, когда ты исчезал в одном месте, тебя протаскивало через вселенную и собирало из кусочков в другом месте, и все это мгновенно... но летели они очень быстро, невообразимо быстро.
И это правда был танец, изящные изгибы и повороты через огромные пространства, будто они танцевали в величественном зале, где звезды служили люстрами. Но это был не просто танец. Его творческий импульс проник в Джима и пробудил в нем странные эмоции и желания, подводя его к пониманию чего-то, что он сам не осознавал. И еще он и вправду начинал ощущать ткущиеся сквозь пространство силы тяжести, природные силы, вокруг которых плелся танец. Это было как шелк с нитями настолько тонкими, что они оказывались практически невидимыми, сотканный на магическом веретене, которое можно было познать, но нельзя было увидеть или потрогать.
