Сначала он не увидел ничего особенного, кроме глубоких борозд на камне, проведенных каким-то мощным инструментом. Борозды заканчивались рядами углублений совершенно правильной формы, расположенных почти на равном расстоянии друг от друга. В каждое такое углубление без труда входила его рука вместе с лампой.
– Что это?
– Это следы зубов. Крысоид здесь промахнулся, когда напал на Джонсона. Мы нашли только лампу, копье и вот этот след. С тех пор мы ходим только парами, но боюсь это мало что изменит, если он вздумает напасть снова.
– Откуда все-таки они приходят? Если допустить, что это гость из другого мира, тогда должен существовать какой-то способ доставки сюда этих тварей. Но кому это надо, кому и зачем?
– Способ или проход…
До Романа не сразу дошел смысл этих слов. Работу они закончили поздно. Наверху уже стемнело. Нехитрый ужин, сон, каким обычно засыпает смертельно усталый человек, снова ранний подъем… Примерно на пятый день Роман втянулся в этот изнурительный ритм, решив, прежде чем что-то предпринимать, рассчитаться с Крестовым, который из своего небольшого запаса мерлита оплатил снаряжение и питание Романа за неделю.
На Мортоне все было рассчитано предельно точно, с учетом человеческой психологии. Отними у «артельных каторжан», как они сами себя окрестили, последнюю надежду – и жизнь на острове стала бы невыносимой. Но в том-то и дело, что надежда была. Почти недостижимая, невероятная, и все же… Набравший восемьсот карат мерлита получал право купить билет на рейсовый глайдер, раз в год навещавший остров. Набрать такое количество мерлита было практически невозможно – слишком дорого стоили пища и снаряжение, но иногда, чрезвычайно редко, попадались богатые гнезда. Рассказывали, что удачливый Браков лет десять назад нашел уникальное гнездо и покинул остров. Надеяться на такую же удачу было нелепо. Роман вообще не поверил в легенду о Бракове, его больше интересовали крысоиды…
Несмотря на строгие инструкции капитана, требовавшего, чтобы пары поисковиков держались на расстоянии прямой видимости друг от друга, никто этого правила не соблюдал. Вот и Роман оказался вскоре предоставленным самому себе, и это его вполне устраивало. Вместо того чтобы целыми днями обшаривать трещины в породе, он искал на полу заброшенных штолен следы существ, приходивших неведомо откуда и исчезавших неведомо куда. Вернее, даже не следы, а место, откуда они появлялись и куда уходили в случае опасности…
Роман не нуждался в карте заброшенных штолен, он составлял ее в своей памяти. Достаточно было лишь один раз пройти по слабоосвещенному горизонту – большего не требовалось. Иногда, если возникала необходимость, он мог, сосредоточившись, «просветить» не слишком толстую стену – узнать, есть ли за ней проход.
Шаги он услышал на пятнадцатый день целенаправленных поисков. Вначале он уловил лишь легкое сотрясение почвы и удивился, потому что все горизонты рудника прожигали плазменными резаками в монолитной скале. Здесь не было ни обвалов, ни землетрясений, и, чтобы задрожал скальный монолит, требовался некто чрезвычайно тяжелый. И этот «некто» проходил сейчас под ним в четвертом штреке.
Сжимая копье в одной руке и фонарь в другой, он бросился к шахтному стволу, но у подъемника лицом к лицу столкнулся с Крестовым.
– То-то, я смотрю, У тебя камней с каждым разом все меньше. Надоело жить? Спешишь испытать судьбу?
– Я должен его видеть.
– Зачем?
– Пока не знаю. Мне нужен проход, из которого они появляются. Да и сами крысоиды, они же не хищники. Здесь нет никакой дичи. Зачем они приходят в эти штольни?
– Что-то ты много вопросов задаешь, парень! И не занимаешься делом. Мне надоело оплачипать твои харчи!
– Пропусти меня, Кжан, я рассчитаюсь с тобой и, кроме того, обещаю: если мне удастся найти выход, я не уйду без тебя.
Секунду они молча смотрели в глаза друг другу, потом Кжан посторонился, пропуская Романа и пробормотал:
– Впервые встречаю человека, который добровольно решил погибнуть от этой твари.
Подъемник представлял собой простую веревку с узлами, перекинутую через блок. Любые механизмы, но сложнее этого находились здесь под запретом. Когда Роман уже скользил вниз по стволу, Кжан нагнулся и проговорил ему вслед:
– В шестом штреке – он идет параллельно четвертому – есть узкий пролом. Попробуй затаиться там. Может быть, повезет. Но если он тебя учует, его не остановит никакая скала.
Роман спешил – шаги неведомого существа становились все слабее, содрогание почвы ощущалось едва заметно. И все же он еще надеялся успеть, срезав путь и выйдя наперехват зверю. Если это был зверь…
Человек и существо иного мира медленно шли навстречу друг другу. Человек шел безоружным, крепко сжимая фонарь, желая лишь одного – видеть. Видеть бугорчатую громаду, заполнившую трехметровую трубу забоя до самого потолка. Видеть лапы, заканчивающиеся не когтями, а мягкими кожаными подушками. Вот отчего так долго не встречались ему следы диковинного зверя, похожего скорее на огромного разгневанного гиппопотама, а не на крысу. Видеть два огромных немигающих глаза, губы, с присвистом всасывающие воздух сквозь лезвия желтоватых полуметровых клыков, нелепо торчащих из пасти.
Роман даже не успел испугаться, а крысоид был уже рядом. Бежать было поздно, а паника и слепой смертный ужас не могли так быстро справиться с тренированным сознанием Романа. Он бросил на землю бесполезное перед этой громадиной жалкое копьецо и спокойно, с достоинством шагнул навстречу зверю. И крысоид остановился, пораженный дерзостью жалкой букашки. Тогда Роман сделал еще один шаг вперед и стоял теперь под самой мордой зверя, и тому пришлось повернуть голову, чтобы лучше видеть нахальную козявку. Так они и стояли минуту-две, может, больше, кто их считал? А потом внутри необъятного зверя зародился не то стон, не то клекот. Словно он хотел рассказать о том, как нелегко быть пугалом для всего живого сразу в двух параллельных мирах. Тоска и безмерное одиночество почудились Роману в этом стоне, и тогда совершенно неожиданно для себя он протянул руку и погладил морду зверя, как привык это делать у себя дома, повстречав на зеленом лугу заблудившуюся лошадь.
Зверь медленно попятился, словно боясь неосторожным движением причинить вред стоящему перед ним существу. И через какое-то мгновение Роман остался один.
С утра снова лил дождь и наползал с моря ядовитый туман. Жесточайший приступ астмы не позволил Крестову подняться с кровати. Но Роман был только рад тому, что капитан отказался взять его в свою группу третьим. Наконец-то впервые после его появления на острове выдался по-настоящему свободный день.
