Фольгер, как ни в чем не бывало, продолжал намазывать маслом кусок тоста. Алек, стоя в ожидании, ощущал себя школьником, которого вызвали в учительскую для взыскания. В школу он, понятно, никогда не ходил, но каким-то образом взрослые, будь то наставники, родители, а то и бабушки-революционерки, находили способы выражать свою разочарованность, и способы эти были удивительно схожи. Вряд ли директора школ особо отличались в этом плане.
Наконец Алек со вздохом сказал:
— Я, пожалуй, начну. Это сэкономит время.
— Как вам будет угодно.
— Вы, вероятно, хотите сказать, что я совершил глупость, снова оказавшись в плену. Что вмешиваться в политику Османского государства было с моей стороны безумством. Что лучше б я тихо сидел где-нибудь в пустыне.
— Именно так, — кивнул Фольгер, возвращаясь к намазыванию тоста, причем с такой скрупулезностью, словно оставить свободным от масла хоть миллиметр поверхности было бы для графа непростительной оплошностью.
— Не вняв вашим советам, я рисковал своей жизнью и жизнью моих людей, — продолжал Алек. — По словам доктора Баска, Клопп поправляется довольно успешно, но я повел его и Бауэра в бой не на жизнь, а на смерть. Так что все могло обернуться куда хуже.
— Намного хуже, — сказал Фольгер и снова смолк.
— А еще я разбазарил все, что оставил мне отец. Замок, все ваши планы и, наконец, его золото.
Алек полез за пазуху своей летной куртки и нащупал зашитый там за краем подкладки тяжелый кругляш. Отодрав ткань, он вынул оставшееся золото и бросил на стол.
После месяца закупок специй и запчастей слиток оказался почти полностью сточен. Осталась лишь пластина с оттиснутым по центру габсбургским крестом, похожая на толстую шероховатую монету.
Фольгер удивленно заморгал, а Алек позволил себе улыбнуться. По крайней мере, хоть что-то вызвало наконец реакцию графа.
— Вы финансировали революцию целиком из своего кармана?
— Только заключительные штрихи: небольшая присыпка в виде специй. — Алек пожал плечами. — Похоже, революции — вещь дорогостоящая.
— Не знаю, я ими не интересуюсь в принципе.
— Ах да, конечно, — сказал Алек, — это вас, похоже, и злит. Что я покусился на установленный самим Богом порядок вещей, низложив братскую особу царственной крови? Что я забыл про заветную мечту революционеров: извести всех аристократов, в том числе и нас с вами?
Фольгер, откусив кусочек тоста, задумчиво пожевал и подлил себе еще кофе.
— Видимо, и это тоже, — произнес он. — Но вы забыли кое о чем еще.
Алек задумался было, что это еще за упущение, но затем махнул рукой. Взяв с подоконника чашку, он налил в нее кофе и сел за стол напротив Фольгера.
— Ну так просветите меня.
— Вы еще и спасли мне жизнь.
— Я — что? — не понял Алек.
— Если бы вы, согласно плану, исчезли куда-нибудь в пустыню, то пушка Теслы отправила бы нас с Хоффманом прямехонько на дно морское, заодно со всем остальным экипажем, — сказал граф, глядя себе в чашку. — Так что я вам обязан жизнью. Какой раздражающий поворот событий.
Свое удивление Алек скрыл за глотком кофе. А ведь и правда: вместе с «Левиафаном» оказался спасен и граф. Но действительно ли он благодарил Алека за участие в восстании комитета?
— Что, конечно, не отменяет вашей непроходимой глупости, — поспешил добавить Фольгер.
— Разумеется, нет, — с некоторым даже облегчением сказал Алек.
— И еще того, что вы у нас теперь в некотором роде знаменитость.
Фольгер выдвинул ящик стола и, вынув оттуда газету, кинул ее на стол.
Алек взглянул. Газета оказалась на английском. Это была «Нью-Йорк уорлд», на первой полосе которой красовалась его собственная фотография над передовицей за подписью «шефа стамбульского бюро» Эдди Мэлоуна.
Газета выпала из рук Алека обратно на стол. Прежде он никогда не видел своих фотоснимков, и впечатление было странным, все равно что смотреть на себя в застывшее зеркало.
— У меня что, в самом деле такие большие уши?
— Почти. И о чем вы только думали?
Подняв чашку, Алек уставился на свое искаженное отражение, поблескивающее на черной поверхности напитка. К насмешкам Фольгера он давно притерпелся, но вот это… Сейчас на него как будто бы любопытно таращился целый мир, и все секреты его семьи оказались выставлены напоказ.
— Этот репортер, Мэлоун, слишком много знал о планах комитета. То интервью было единственным способом как-то его отвлечь. — Алек еще раз мельком глянул на фото, разглядев при этом заголовок: «Пропавший наследник». — Так вот почему экипаж так обходителен со мной. Они теперь знают, кто я.
— И не только они, Алек. У Британии, само собой, в Нью-Йорке есть консульство. Информация о вас не укрылась даже от тугодумов дипломатов. Эту газету с помощью какого-то чудовищного орла направил капитану Хоббсу лично лорд Черчилль.
— А к вам-то она как, черт возьми, попала?
— С некоторых пор мы обмениваемся сведениями с доктором Барлоу, — откинулся в кресле ландграф. — Интереснейшая, надо сказать, женщина.
От этих слов Алек распахнул глаза.
— Да не волнуйтесь вы, — сказал Фольгер. — Всех своих секретов я ей, конечно же, не выболтал. Кстати, а как там ваш друг Дилан?
— Дилан? Иногда он меня поражает. — Алек вздохнул. — В каком-то смысле я снова оказался в плену благодаря ему.
Кофейная чашка Фольгера замерла на полпути к губам.
— Как вас прикажете понимать?
— Он убедил меня, что безопасней будет сдаться, чем бежать. Там на нас действительно надвигалась целая дюжина османских шагоходов. Но дело не только в этом. Он, похоже, уверен, что я сроднился с этим кораблем. — Алек вздохнул. — Что с того, если и так? Не успеем мы вернуться в Британию, как меня посадят в клетку.
— Я бы об этом пока не беспокоился. — Ландграф как бы невзначай посмотрел на окна каюты. — Вы, часом, не обратили внимания?
Алек поглядел в окно. Прошлой ночью, когда у него от усталости слипались глаза, воздушный корабль, судя по всему, направлялся вдоль пролива обратно, уводя бегемота к Средиземному морю. Теперь же мимо снова плыли горы в оранжевых мазках первых утренних лучей. Их длинные тени тянулись сквозь туман влево.
— Мы что, направляемся на восток?
Фольгер укоризненно поцокал языком.
— Что-то вы медленно соображаете. Я уверен, ваш друг Дилан все сразу смекнул.
— Не сомневаюсь. Но почему мы летим в сторону Азии? Ведь война же в Европе?
— На момент начала войны корабли германского флота были рассредоточены по всем океанам. «Гебен» и «Бреслау» не единственные, за которыми охотятся англичане.
