Ознакомительная версия.
- И что же? - спросил Гиркас.
- Ну и застрелил. Два дня назад. Пришёл и сразу к ней: через час слышу - кричит. Ну, думаю, принесла тебя нелёгкая. И правда: только заснуть успела, слышу - выстрелы: один, другой, третий. Три раза выстрелил. Выходит бледный, глаза горят. Невменяемый. Спрашивает меня: который час? Полвторого, говорю. Он - за голову: "Батюшки, да я уже час на службе должен быть!" Я же, говорит, на пару минут отпросился, в туалет и сразу обратно. Не подскажите, какой автобус отсюда до казарм ходит? Отвечаю: двенадцатый. Он как припустил, а я ему вслед кричу: "А с Люськой- то что?" А он мне в ответ: "Ты её пока не трогай, спит она!". Ага - спит! Без головы- то!
- Да уж, - только и сумел выдавить из себя Гиркас. Бандерша, видя его замешательство, поспешила исправить положение:
- Ну, что вы стоите? - воскликнула она нарочито весело. - С нашими неприятностями мы и сами справимся, а вы сюда отдыхать пришли! Ну- ка, расслабились, напряжение - долой! Смотрите, какие у нас девочки хорошие! Беллочка - ну, чистый персик, Лиза (это оказалась рыженькая) - бутончик наисвежайший, Ада (строгая брюнетка) - само очарование, а Магда...
- Магда - пышечка, - пришла ей на помощь толстуха. - Пышечка и пампушка. Самый сок.
- Пышечка, да, - повторила бандерша. - А Сашенька...
- Луиза, я сегодня не могу, - сказала Сашенька. - Я домой пойду.
- Ну, как это - домой? А если захотят тебя? - бандерша обвела рукой Гиркаса и Крымова.
- Не захотят, - заверил её Крымов.
- Не захотят?
- Не- а, - покачал головой Гиркас.
- Тогда иди, Сашенька, иди.
И Сашенька ушла.
- Ну, решайте, кого брать будете, - сказала бандерша.
Сердце Гиркаса забилось сильнее. Вот- вот ему предстояло сделать то, о чём он только мечтал. Он обвёл взглядом брюнетку, рыженькую, скользнул взглядом по Магде и остановился на Изабелле.
- Она, - сказал он робко и показал на неё пальцем.
- Фу, как некультурно! - сморщила Изабелла носик. - Тебя, что, не учили, что нельзя тыкать в человека пальцем?
Но идти с Гиркасом в одну из уютных комнаток она не отказалась. Крымов же, лишившись Сашеньки, вздохнул и остановился на Магде.
- Как же мне с тобой обращаться, сладенький? - спросила толстуха, устраиваясь у него на коленях.
- Согласно Женевской конвенции, - пробурчал Крымов, но, едва обхватив ладонью левую грудь, пришёл в восторг:
- Ей- богу, купол Святой Софии! - воскликнул он.
А Изабелла в это время стояла перед Гиркасом обнажённая.
- Ты тоже раздевайся, - сказала она Гиркасу. - Вон, взмок уже от пота. Ну, давай, не тяни. Уж я свои пять драхм отработаю, обещаю. Не хочешь раздеваться? Хочешь любить меня одетым? Ладно. Смотри, как я умею... Ммм?
- О! - только и сказал Гиркас. Это было и страшно, и приятно - но страшно, пожалуй, больше. Он напряг последние душевные силы и сделал попытку освободиться:
- Послушайте, - сказал он, тяжело дыша, - может, вы расскажете о политике? Какой на текущий момент лидирующий кантон на Тразиллане?
- Вот этот, - и благоухающий рот Изабеллы заслонил собой всё на свете. Следующий час Гиркас не слышал ничего - ни ругани, с которой выносили труп незадачливой проститутки, ни Крымова, который, придавленный тяжестью Магды, пил вино и кричал один и тот же тост:
- За Новую Трою, - надрывался он, - За все кантоны, вместе взятые! За конгаров, за Барсума и за Консультативный совет! За военных комиссаров, сколько их ни на есть, за Торакайскую бойню и за её Совет директоров! За Конкаса из Румбы, за Дункаса из Дзиру, за Тромсена, за Бомсена, за Гирневаса с Ромликом! За маму, за папу, за гуманизм и человеколюбие, за прогресс и историческую справедливость, за наши ракеты и атомные бомбы, и гори оно всё синим пламенем, аминь!
А ещё не слышал Гиркас, как бандерша в соседней комнате шептала в трубку:
- Алло, мистер Крампфусс, вы не поверите! Дун Сотелейнен - он здесь, он здесь!
Глава восьмая
Невероятное сафари тромсена
Вчерашний день для Седьмой выдался трудным. Расставшись с Гиркасом, она решила пройтись по Дипгородку в поисках съёмной квартиры, но из- за множества противоречащих друг другу указателей сбилась с пути и очутилась в конгарском квартале. Это было странное, дикое место: всюду слонялись истощённые люди, без конца повторяющие одни и те же истории: пошёл с мужиками, оттяпали ногу, теперь тут сижу; увидел мешок тхуриков, думал - ничейный, оказалось - Тромкаса, он мне башку и проломил; три дня дрался чин чином, отлучился на минуту - всё, заняли моё место, а я солому жую.
Постепенно перфекта поняла, что в этом квартале живут те конгары, кому в силу тех или иных причин заказана дорога на Торакайскую бойню. Удивительно, но возможность остаться в стороне от кровопролития здесь никого не радовала, напротив, именно в посильном убиении своих братьев конгары видели для себя возможность выбиться в люди.
- За восемь человек дают мешок пшена, - рассказывал, прислонясь к забору, конгар с взъерошенными рыжими волосами. - За десять показывают по телевидению. Плюс значок - пустяки, а приятно.
- А ты скольких прикончил? - спрашивал его приятель.
- Семерых.
- Чуть- чуть не хватило.
- Да. Пожалел одного, а зря - надо было добивать.
- А чего пожалел- то?
- Так ведь брат.
- Родной?
- А какой ещё? Считай, детство вместе провели. Фору жрали, маракчой друг с другом делились. Я как про это вспомнил, так и подумал: дался тебе этот мешок пшена, жил без него и ещё проживёшь. Какое пшено, когда перед тобой брат в крови валяется!
- А теперь - добил бы? - спросил приятель.
- Конечно. Всё одно теперь помирать.
Чуть дальше по улице другой конгар, окружённый группой приятелей, чертил на песке запутанный план какой- то битвы.
- Здесь, - показывал он, - стояли наши, из Руфы. Здесь - дзираи и бомри, а на холме - там, куда Тонсен только что плюнул - румбаи.
- И откуда они только берутся... - проворчал один из конгаров. - Взять бы этого Конкаса и...
- Возьми, - сказал тот, кто чертил план. - Возьми, попробуй! Это тебе не зычницу выпотрошить! Так вот, - продолжал он. - Первым клич кинул наш Бомлик: вышел из рядов и давай орать, что прикончит любого, кто супротив него выйдет - с копьём, с винтовкой или даже с рикайди. Естественно, сразу нашлись охотники: парнишка лет восемнадцати и два взрослых мужика. Все дзираи, народ рисковый, да и силой не обижены, но Бомлик этих троих в две минуты положил. Парнишке - башку с плеч, двух других разделал по- всякому. Дзираи, конечно, разволновались, Дункас, вождь ихний, аж губу от злости прокусил. Но ничего, стояли. Бомри, те вспыльчивее. Едва наш Бомлик тамошнему Кирсену в рожу плюнул, они сразу в атаку ломанулись. Бегут, вопят во всё горло, страх нагоняют, а румбаи с холмов над ними смеются: "Девки в штанах, а не конгары! Правду говорят: кто козу не тягал, тот в Бомри и дня не прожил". Ударили они, значит, на нас. Мы держимся. Я тогда рикайди носил и сколько раз на кнопку нажимал - не вспомню. Много народу положил, а другие - ещё больше. Консен, приятель мой, топором орудовал, да так, что под конец ступить было некуда, всюду руки валяются, ноги, короче, ужас. Бомлик тоже старался, даром что вождь. Неплохой он был, как считаете?
Ознакомительная версия.
