Домна несколько успокоилась, мы сидели у неё в закутке и болтали о всяких кухонных разностях. Я пытался как-то загладить свою вину: сунулся к серьёзной женщине с какой-то фигнёй огнеопасной.
Кстати, если кто подзабыл — это я поташ делаю. О чём Домне и рассказываю. Так просто, к слову пришлось. Я так понимаю, что понятие «разрыхлитель теста» всем известно? Ну, тогда про дунганскую лапшу и вообще, вытяжное тесто — рассказывать не буду.
В этой связи, чисто для разговору, упоминаем уксус. И тут Домна, среди прочих своих трудностей и повседневных проблем на ниве общественного питания, вспоминает о том, что у неё:
– Уксуса этого собралось… Ну девать некуда!
– Что, вот так прям — и некуда девать?
– Да что я тебе, врать что ль буду?! Бочка полная, под крышку плещется!
– Э-э… А давай я тебе помогу! Завтра пришлю человечка — он всё вычерпает. При условии, что быстренько ещё бочку сделаешь. Такого… едучего.
– Да на что тебе столько?! Мариновать всякое — время давно прошло…
– Есть у меня идейка. У тебя сало от баранов осталось?
Слышал я про одного гея… Не! Не то, что вы подумали! Он же был гей только на половину! На первую. Звали его Гей-Люсак. Какой он был «гей» — не знаю. Но «люсак» у него работал. От чего и имеем метод его имени.
Сначала берём баранье сало — в нём того, что нам нужно — больше всего, процентов 30 %. Доливаем седьмую часть по весу воды. Разогреваем до кипения. Вонища…! Затыкаем нос и греем. Добавляем процеженного известкового молока. По чуть-чуть. Чтобы всё время кипело. «Всё время» — 6–8 часов. Жарища… Потеем.
Капелек жира в чане уже не видно. А посветить? — И правда. Тогда ждём отстоя пива. Виноват — мыла. Эта гадость, которая по поверхности плавает, так и называется — известковое мыло. Накипь эту снимаем, остаток — глицерин… оставляем.
Известковое мыло измельчаем и промываем.
Дальше должна быть серная кислота. Которой у меня… полкило. В виде каких-то сульфидов чего-то. Местные называют её сернистая… чего-то там. И применяют для выделки кож. Мы с Ноготком как-то её для выделки душ применяли. Душа была… самой Великой Княгини! Тот эксперимент — удался. Душа — выделалась, сама княгиня — выделываться перестала.
Для выделки княгининской души — и чуть-чуть хватило. А для сколько-нибудь промышленных объёмов… пробуем уксус.
Кислоты нужно по весу в два раза больше, чем известкового мыла, процесс идет опять-таки в кипящем чане, при помешивании, 3–4 часа. Опять: «ждите отстоя». В результате содержимое раскладывается на три фракции — снизу немного гипса, в середине вода с гипсом, а сверху — получается… стеарин!
Или кто-то думал, что я запросто так… вот в этом во всём… в сале и уксусе, в запахе и в жаре… Нет, не просто! Но — не сразу.
Снова снятую накипь прессуем в мешках из мешковины. Чтобы выжать темную олеиновую кислоту. Получаются отжатые бруски стеарина. Из него уже можно делать свечи. Которые получаем не маканием, как сальные, не поливанием, как восковые, а нормальной заливкой в форму с вставленным фитилем. Фитили — предварительно провариваем 2–4 часа в смеси из поташа и жженой извести.
Скачок качества — по глазам бьёт! Но лучше всего сказал Фарадей:
«Сравните блеск золота и серебра и еще большую яркость драгоценных камней — рубина и алмаза, — но ни то, ни другое не сравнится с сиянием и красотой пламени. И действительно, какой алмаз может светить как пламя? Ведь вечером и ночью алмаз обязан своим сверканием именно тому пламени, которое его освещает. Пламя светит в темноте, а блеск, заключенный в алмазе, — ничто, пока его не осветит пламя, и тогда алмаз снова засверкает. Только свеча светит сама по себе и сама для себя или для тех, кто ее изготовил».
Вот такие «алмазы» начали произрастать в моём хозяйстве в немалом количестве.
Я освободил Домну от полутонны ненужного уксуса. Из этих… жидких отходов — получил где-то 200 кг стеарина. В конечно счёте — 2000 свечек. Мы делали довольно большие — «четвериковые» свечи. Которых на фунт — 4 штуки.
На самом деле — они все были разные. 20 разных партий. И по деталям технологии изготовления стеарина, и по фитилям. Одни — чуть хуже, другие — чуть лучше. Но это ж не сальные свечки! Совсем нет.
Некоторое время я просто наслаждался. Входишь в дом, а там… Вот оно! Моё… произведение. Горит — чисто, светит — ярко, пахнет… — не пахнет.
Потом начал хвастаться: Акиму десяточком поклонился. Марьяше пяток на Новый год подкинул. Типа: чтобы сестрица-красавица — глаза за рукодельем не портила. Ближникам своим, Трифе — в первую очередь — она много времени с книгами да с берестами проводит…
Тут меня поймала Домна:
– Ты… эта… люди бают… свечи какие-то… дай попробовать.
– Домна… Да я ж думал — ты после той лампы… всякие игры мои с огнём…
– И чего? Ты их с моего уксуса делал. А я в поварне дерьма какого — не держу. Ежели не изгадил — свечи должны быть… гожии. Давай.
Теперь мои свечки распространились и в места общественного пользования: поварню, пральню, баню, училище… Горшеня довольно быстро сварганил кучу разных глиняных подсвечников. Некоторые были довольно забавны: трёхглавый, воющий на луну, князь-волк довольно долго стоял на моём столе. А двусвечник «девушка с коромыслом» фотографически напоминал Елицу. Э-эх… как-то она там…
Ещё больше я был удивлён, когда Хохрякович, пообщавшись с очередной группой прохожих купцов, сдавленно выдохнул:
– Они… эта… свечей хотят. Всех.
– Погоди. А как же… Иваново братство… монополия… свечки-то… не такие…
– А им — пофиг!
«Жизнь многих людей в России была бы совершенно невыносима, если бы не повсеместное неисполнение законов». И это — правда!
Хотя… не надо абсолютизировать беззаконие. Даже в России. Иваново братство работает с воском и восковыми свечами. Стеариновые свечи, как и сальные, под монополию не подпадают.
Было начало марта, последние гужевые обозы спешили добраться до своих мест до ледохода. В вотчине сошлись в один момент 4 обоза, десяток купцов. Тут я опять прогресснул нововведение: устроил товарный аукцион. Ещё не Чикагская товарная, совсем не фьючерсы, но…
Мы подсадили «провокатора», купчики оказались азартными… весь лот — пять партий по 80 штук — ушёл аж со свистом. Когда обиженные проигравшие начали выговаривать победителю, какому-то основательному мужичку из Мурома, тот, зажав под бородой рукавицы (положить рядом он не рискнул: люди незнакомые — попятят) загибая пальцы, невнятно, но вполне толково объяснил:
– Горит ярче — раз, вони нет — два, под солнцем не плывёт — три, рук да одежды не марает — четыре, не коптит — пять, диковинка — шесть. Цена против сальной — в шестеро. А я взял — втрое. И хто тут дурень?
