— И что дальше?
— Учился, рос, занимался самбо, а потом родители перебрались в Ленинград, и школу я заканчивал уже там. Затем срочная в погранвойсках и предложение послужить в КГБ. Разумеется, я согласился, получил высшее образование, и меня распределили в Среднюю Азию. Был женат и от первого брака есть сын, который живет в Германии и знать меня не желает. Так получилось, что семейная жизнь не задалась. Меня отправили в Афганистан, а когда я вернулся, то супруга уже была с другим, наверное, более достойным человеком…
Седых взял паузу, и я поторопил его:
— Чем именно вы занимались в Афгане?
— Был одним из военных советников при штабе 9-й горно-пехотной дивизии в Асадабаде. Она боевых действий практически не вела, и я занимался тем, что помогал местным контрразведчикам ловить шпионов и вражеских агитаторов.
— И долго вы там пробыли?
— В общей сложности около пяти лет, пока ранение не получил.
— Куда были ранены?
— В правую руку, она у меня до сих пор плохо сгибается.
— А после лечения куда?
— Мне повезло, вернулся в Ленинград и оказался в "Пятке"…
— В смысле? — перебил я отставника. — Как это в пятке?
Он усмехнулся и пояснил:
— Пятка это Пятое управление КГБ, которое до восемьдесят девятого года занималось борьбой с идеологическими диверсиями, сионистами, сектами и религиозным экстремизмом.
— Интересно, даже не слышал про такое управление.
— Ну, мы ведь не контрразведка, не охрана Кремля и не "Альфа". Поэтому особой славы у нас не было.
— Что входило в ваши обязанности?
— Я наблюдал за славянскими язычниками-ведистами, которые заложили основы современного родноверия.
— И как?
— Работа была интересная. Настолько, что я сам историей и поисками своих корней увлекся.
— А поподробней про родноверов можно?
— Тоже хочешь в язычество уйти? — Седых ухмыльнулся.
— Нет. Мне религия безразлична. Любая. А интерес вызван тем, что у нас в отряде четверть парней родноверы и язычество все сильнее входит в нашу жизнь. Вот потому хотелось бы узнать об истоках, а то смущают меня в этом движении некоторые моменты.
— Какие именно?
— Ну… — я помедлил и сказал, как есть, — непонятно мне, как так, сотни лет не было никакого язычества, а потом раз, и на ровном месте новая религия с древней основой.
— Во-первых, родноверие это не совсем религия. Это образ жизни, это взгляд на мир, это почитание традиций и понимание того, кто есть человек в этом мире. А во-вторых, язычество всегда было с нами, с русским народом. Наш язык, пословицы, былины, легенды, сказки и приметы. Все это фундамент родноверия… Впрочем, тебе, видимо, нужны факты, а не мои нравоучения. Так?
— Да.
— Хорошо, давай говорить по факту. Несмотря на кровавую работу карательных групп Священного Синода и Протоинквизиторского приказа, которые истребляли и жгли своих соотечественников, последователи ведических природных культов были в России всегда. Но их было очень мало, и они жили крохотными деревенскими или лесными общинами. Эти люди поклонялись силам природы и солнцу, чтили предков и древних богов, но на жизнь страны и общества никак не влияли. А у тех, кто пытался докопаться до своих корней в столицах и больших городах, ничего не выходило. Слишком влиятельна была церковь, а у них не хватало знаний и сил для создания какой-то серьезной общины. Однако попытка за попыткой, и в итоге язычество все же нашло выход из подполья. В тридцать четвертом году на Украине была создана организация "Родная вера", затем в шестьдесят четвертом возникла РУН-вера, а потом и до России очередь дошла…
Седых кашлянул в кулак и продолжил:
— В начале восьмидесятых в Ленинграде выпускник ВВМУ имени Фрунзе, кандидат философских наук и преподаватель научного коммунизма Виктор Безверхий, которого многие знали как Остромысл, стал собирать инициативную группу из своих учеников и знакомых офицеров, и это было началом. Несколько лет Безверхий, которому уже тогда было за пятьдесят лет, и его последователи собирали материал, а в 1986-м году они создали тайное общество волхвов.
— Тайное общество, про которое знало КГБ?
— Да. Наши люди за этим движением присматривали.
— А почему не разогнали его?
— СССР уже шатался, а от Безверхого и "волхвов" вреда не было. Ну, возрождают традиции, обряды собирают, по глухим местам страны катаются, раскопки посещают и общаются с хранителями памяти из числа коренных народов Поволжья, Карелии и Крайнего Севера. В этом не было никакого криминала, а тезисы, которые пропагандировал Безверхий, на фоне всех перестроечных движений в стране, у многих моих сослуживцев даже вызывали уважение. Почитай и сохраняй Природу. Приумножай знания, и не хапай лишнего. Отвергай всякую религию и веру в сверхъестественное, ибо это ложь и обман. Сохраняй чистоту крови. Отвергай интернационализм и концепцию о равенстве людей. Борись за социальную справедливость и общество свободных полноценных тружеников…
— Здраво рассуждал Безверхий, словно будущее предвидел.
— Да, здраво. Но вскоре "волхвы" начали создавать боевые националистические группы, а вот это уже серьезно, и тогда я собрал на Безверхого и всех его последователей убойный материал. Оставалось только дождаться команды сверху и разгромить этих сектантов. — Седых повел затекшей шеей и улыбнулся. — Тогда я считал их опасными сектантами, которые могут внести смуту в общество, и был готов закрыть всех по полной.
— И почему язычники остались на свободе?
— Повезло. В восемьдесят девятом году Пятое управление КГБ переформировали, и оно стало отвечать за охрану конституционного строя. Мои дела и наработки отправились в архив, а меня перекинули на другое направление, и началась кочевая командировочная жизнь. Кавказ, Дальний Восток, Мурманск, и когда я вернулся обратно в Ленинград, то СССР уже не было, а КГБ растаскивали на куски. Общество волхвов к тому времени стало "Союзом Венедов", Безверхого судили и оправдали за издание "Майн Кампфа", и появились новые языческие общины, Московская и Нижегородская, а так же Клуб Славяно-горицкой борьбы Белова. И я, посмотрев на все, что вокруг происходило, на обнищание людей, на воров, вчерашних коммунистов, на новых демократов, и высказался. Не сдержался и брякнул лишнего. После чего очень быстро оказался на улице. Идти было некуда, и я шагал по ночному Питеру, не понимая, куда и зачем бреду. А когда оклемался, то выяснилось, что я стою перед дверью Военега, знакомого язычника, которого едва не посадил. Я позвонил и он открыл. Мы поговорили, душевно так, и он мне помог, а затем я смог уехать в Москву, к родителям. Там устроился на работу, консультантом по охране в солидную контору, и пробовал начать новую жизнь. Однако ничего не получалось, а в июне девяносто третьего года мне позвонил Военег, который предложил на пару отправиться в Кировскую область, для проведения праздника Купало. Сам не знаю почему, я согласился, и вскоре оказался в деревеньке Весенево, в гостях у местного язычника и русского националиста Алексея Добровольского, он же Доброслав. Тогда в деревне прошел съезд последователей родной веры, которые искали контактов друг с другом, но меня это не касалось. Я сидел перед купальским огнем и слушал природу, которая дала мне новые силы, а потом прошел обряд очищения, и нарекся именем Вукомир.
