Далее за столом сидели Гарет и Гавейн, а рядом с ними - Гвидион, евший из одной тарелки с Нинианой. Моргауза подошла поприветствовать их. Гвидион успел вымыться и привести волосы в порядок, но нога у него была перевязана, и Гвидион пристроил ее на небольшой стульчик.
- Ты ранен, сынок?
- Ничего серьезного, - ответил Гвидион. - Я уже слишком большой, матушка, чтоб забираться к тебе на колени и жаловаться, что я ушиб пальчик.
- Что-то это не очень похоже на ушибленный пальчик, - заметила Моргауза, взглянув на повязку, испятнанную засохшей кровью. - Но раз тебе так хочется, я оставлю тебя в покое. У тебя появилась новая туника?
Синяя туника Гвидиона, украшенная темно-красным узором, была пошита на манер саксонских нарядов, с их длинными рукавами, закрывающими запястье и спускающимися до середины пальцев.
- Это подарок Кеардига. Он сказал, что она хорошо подходит для христианского двора, потому что под ней можно спрятать змей Авалона. Гвидион криво усмехнулся. - Может, я подарю такую моему лорду Артуру на Новый год.
- Да кому какая разница? - подал голос Гавейн. - Все давно и думать забыли об Авалоне, а змеи на руках у Артура так поблекли, что их уже и не разглядишь - а если кто и разглядит, так все равно ничего не скажет.
Моргауза взглянула на разбитое лицо Гавейна. Он и вправду потерял зуб, и не один, да и руки у него, похоже, тоже были покрыты синяками и ссадинами.
- Так ты тоже получил рану, сын?
- Но не от врага, - буркнул Гавейн. - Это мне досталось на память от наших приятелей-саксов - людей Кеардига. Чтоб им всем пусто было, этим неотесанным ублюдкам! Я бы, пожалуй, предпочел, чтоб они оставались нашими врагами!
- Так ты что, подрался с ними?
- Именно! И подерусь снова, если кто-нибудь посмеет распускать свой поганый язык и говорить гадости о моем короле! - гневно заявил Гавейн. - И Гарету совершенно незачем было бежать мне на помощь! Я уже достаточно взрослый, чтоб драться самому, и уж как-нибудь могу справиться и без младшего брата...
- Этот сакс был вдвое больше тебя, - сказал Гарет, положив ложку, - и ты уже лежал на земле. Я побоялся, что он сломает тебе хребет или раздавит ребра - и я сейчас не уверен, что он бы не стал этого делать. И что ж мне было - стоять и смотреть, как какой-то сквернослов избивает моего брата и оскорбляет моего родича? Впредь он дважды - а то и трижды - подумает, прежде чем говорить такое.
- Однако же, Гарет, - негромко произнес Гвидион, - ты не сможешь заставить замолчать всю саксонскую армию - особенно когда они говорят правду. Ты сам знаешь, как люди станут называть мужчину - будь он хоть король, - который сидит и помалкивает, когда другой согревает постель его жены...
- Да как ты смеешь! - Привстав, Гарет схватил Гвидиона за ворот саксонской туники. Гвидион вскинул руки, пытаясь ослабить хватку Гарета.
- Успокойся, приемный брат! - В руках великана Гарета Гвидион казался мальчишкой. - Ты что, хочешь обойтись со мной, как с тем саксом - лишь за то, что я сказал правду в кругу родственников? Или ты предпочитаешь, чтоб я продолжал приятно улыбаться и лгать, как все эти придворные, что смотрят на королеву и ее любовника - и помалкивают?
Гарет медленно разжал пальцы и опустил Гвидиона на место.
- Если Артур не находит ничего предосудительного в поведении своей леди, то кто я такой, чтоб сетовать?
- Проклятая женщина! - пробормотал Гавейн. - Чтоб ей пусто было! И почему только Артур не отослал ее, пока еще было не поздно? Мне не очень-то по душе нынешний двор - мало того, что он сделался христианским, так он еще и кишит саксами! Когда я стал первым рыцарем Артура, во всех саксах, вместе взятых, было ровно столько же благочестия, сколько в любой свинье!
Гвидион попытался было возразить, но Гавейн осадил его:
- А ты вообще помалкивай! Я их знаю куда лучше твоего! Ты еще пеленки пачкал, когда я уже дрался с саксами! А теперь мы что, даже при дворе должны оглядываться на этих свиней и думать, что они о нас скажут?
- Ты не знаешь саксов и вполовину так, как их знаю я, - сказал Гвидион. - Нельзя узнать людей, если видишь их только на поле боя. А я жил при их дворе, и пил вместе с ними, и любезничал с их женщинами. Потому я и говорю, что хорошо их знаю, а ты - нет. И они действительно считают Артура и его двор безнравственным и слишком языческим.
- Кто бы говорил! - фыркнул Гавейн.
- Однако же, - отозвался Гвидион. - нет ничего смешного в том, что саксы беспрепятственно называют Артура безнравственным...
- Беспрепятственно, ты говоришь? - гаркнул Гавейн. - Думается, мы с Гавейном им воспрепятствовали!
- И что, ты собираешься драться со всем саксонским двором? поинтересовался Гвидион. - Лучше уж устранить причину злословия. Или Артуру не под силу справиться с собственной женой?
- Мне так просто не хватит храбрости сказать Артуру что-либо плохое о Гвенвифар, - сказал Гавейн.
- И все же это нужно сделать, - сказал Гвидион. - Артур - Верховный король, и нельзя допускать, чтобы он сделался посмешищем для своих подданных. Если люди зовут его рогоносцем, станут ли они следовать за ним в делах мира и войны? Артур обязан исцелить свой двор от распутства - как угодно; быть может, отправить эту женщину в монастырь или изгнать Ланселета...
Гавейн беспокойно огляделся по сторонам.
- Да тише ты, ради Бога! - сказал он. - Здесь о таком нельзя даже шептаться!
- Лучше уж мы об этом пошепчемся, чем об этой связи будут перешептываться по всей стране, - отозвался Гвидион. - Боже милостивый! Ты только глянь: они сидят рядом с королем, и он улыбается им обоим! Неужто Камелот превратился в посмешище, а Круглый Стол - в вертеп?
- А ну, заткнись - или я заставлю тебя умолкнуть! - прорычал Гавейн, железной хваткой вцепившись в плечо Гвидиона.
- Если б я лгал, Гавейн, ты с легкостью заставил бы меня умолкнуть, но сможешь ли ты кулаками остановить правду? Или ты по-прежнему будешь утверждать, что Гвенвифар и Ланселет ни в чем не повинны? Ладно еще Гарет Ланселет всегда любил и баловал его, и он не в состоянии плохо думать о своем друге - это я понимаю...
- Честно признаюсь, - скрипнув зубами, отозвался Гарет, - я с радостью отправил бы эту женщину на дно морское или в самый надежный из корнуольских монастырей. Но пока Артур молчит, и я ничего говорить не стану. А они уже достаточно стары, чтоб соблюдать осторожность. Всем известно, что Ланселет всю жизнь был ее поборником...
- Если б только у меня были надежные доказательства, Артур мог бы прислушаться ко мне, - сказал Гвидион.
- Проклятье! Я уверен, что Артур и так обо всем знает. Но лишь от него зависит, закрывать на это глаза или вмешиваться... а он не желает слушать ни единого дурного слова о них, - сглотнув, Гавейн продолжил: - Ланселет мой родич и мой друг. Но - черт тебя побери! - ты что же думаешь, я не пытался?
