— Анабиоз? — спросил Таланов.
— А что же еще? — Юнг пожал плечами. — У нас не остается ничего другого. Карел страдает. А в полете ему, наверное, станет еще хуже. И чем это может кончаться, мы не знаем, верно?
— Виктор, ты как? — спросил Таланов.
— Не знаю. Пока не могу понять, что случилось.
— Но ты соглашаешься насчет анабиоза?
Виктор подумал.
— Отложим до завтра. Я буду дежурить эту ночь в медицинском отсеке.
— А это не опасно? — спросил Герберт Юнг. — Карел ведь очень сильный. В случае чего…
— Я дам ему снотворное.
— Будут дежурить двое, — сказал Таланов. — Ты и Юнг. Спать по очереди.
Карел проснулся вечером. Виктор дал ему таблетку энергина, поговорил с ним. Энергии на этот раз подействовал совсем ненадолго. Карел дрожал от страха, он был неузнаваем. Он, конечно, не уменьшился, но лицо его так осунулось и побледнело, что Карел казался совсем другим человеком. И глаза у него были еще более странные, чем днем. Виктор присмотрелся и увидел, что Карел сильно косит.
— Ты хорошо видишь? — спросил он.
— Плохо, — сейчас же отозвался Карел. — Очень плохо. Туман, все струится. Вот тут, — он показал рукой влево, — какое-то переливчатое пятно. И ты расплываешься, я тебя плохо вижу.
Действие энергина проходило, Карел стал говорить тише, бессвязней, все время будто прислушивался к чему-то внутри себя. Виктор дал ему снотворного.
— Ложись пока спать, — сказал он Юнгу.
Через четыре часа он разбудил Юнга.
— Если проснется Карел, дашь ему еще снотворного, — сказал он и сразу уснул.
Ему показалось, что спал он всего минуту. Юнг тронул его за плечо, и он вскочил, протирая глаза.
Карел лежал на спине, ровно и глубоко дыша; он слегка разрумянился от сна и казался совсем здоровым. Виктор взглянул на часы: двадцать минут третьего, он не проспал и двух часов.
— Что случилось, Герберт? — спросил он.
Юнг молчал. Он сидел сгорбившись, весь будто сжался. Прямые светлые волосы, всегда так аккуратно зачесанные назад, свисали на лоб. Виктор поглядел на его бледное, сразу осунувшееся лицо и до боли прикусил губу.
— Герберт, что с тобой? — еле выговорил он.
Юнг поднял на него светло-голубые глаза: в них был испуг.
— Я тоже… я болен, как Карел. То же самое, что он говорил, — Юнг внезапно схватился за голову обеими руками. — Голова стала легкая, как воздушный шар… Может улететь… Да… и все, как во сне…
Виктор подошел к нему. Юнг отшатнулся и закрыл лицо руками.
— Ты можешь остаться один? Я сейчас же вернусь.
— Иди, пока я не гляжу, — глухо ответил Юнг. — Когда ты ходишь, мне кажется, что ты идешь сквозь меня.
Выходя из кабины, Виктор обернулся: Юнг сидел, зажмурив глаза и держась за голову.
* * *
— Карел позавчера порвал скафандр, — сказал Владислав. — Я совсем забыл. Разрыв был совсем маленький. — Как же это он порвал скафандр? — спросил Таланов. — Легкое ли дело!
— А я вам говорил, что мы зверька видели в городе. Карел поймал его для Юнга. Зверек был красивый такой, с голубоватой блестящей шкуркой, похож на кошку, только мордочка остренькая, как у лисенка, и глаза большие, темные. Зверек начал вырываться, а у него когти острые, вот он когтем и зацепился за скафандр на плече. Тут Карел, конечно, бросил с ним возиться и начал чинить скафандр.
— Ну вот. Значит, это инфекция, — почти удовлетворенно резюмировал Таланов.
Он замолчал. Все трое подумали об одном и том же.
— И от этого они все погибли, да? — тихо проговорил Владислав. — Тогда…
Таланов и Казимир молчали. Болезнь эта, по-видимому, развивается молниеносно. Уже неважно, кто будет следующим. Два—три дня — вот что осталось им всем в лучшем случае. Потом болезнь.
И смерть. В таком состоянии не доведешь ракету до Земли.
Первым заговорил Таланов.
— Владислав, мы с тобой поедем сейчас в город. Надо, мне кажется, проверить ходы, идущие вглубь, под почву.
Владислав быстро взглянул на него.
— Вы что-нибудь заметили? — спросил он.
— А ты?
— Ничего определенного. Но вчера, еще до того, как Карелу стало совсем плохо, мы с ним спустились в люк на главной площади и там… ну, словом, там кто-то есть, какие-то живые существа, я в этом уверен. Хотя ничего определенного сказать не могу.
— А все же? — спросил Таланов.
— За нами кто-то следил. Я не видел, скорее чувствовал.
— Почему сразу не сказал?
— Из-за Карела. С ним начало все это твориться… Он тоже как будто чувствовал, что следят, а потом наверху я его опросил, и он ответил, что это нам показалось.
— Да ведь ему все стало казаться сном, — заметил Таланов.
— Ну да, но это потом, а тогда я решил, что мне тоже показалось.
— А теперь ты так не считаешь?
— Не считаю.
Таланов подумал.
— Казимир, можешь ты сочинить небольшую записку на их языке? Написать крупными знаками несколько простых вопросов? На всякий случай.
— Постараюсь, — Казимир поднял сияющие синие глаза на Таланова. — Что надо написать? Мой “Линг”, я думаю, быстро справится.
“Линг” — это был электронный анализатор языка, усовершенствованный Казимиром, его гордость и радость. Все знали: Казимир потому и согласился на внезапную и долгую разлуку со своей Кристиной, что не устоял перед блестящей возможностью испытать способности “Линга” на совершенно чуждых языковых системах.
— Я думаю так: “Мы прилетели к вам издалека”. Тут надо рисунком показать, откуда мы: отметить путь от Земли до них. Кстати, как все-таки они называют свою планету?
— Боюсь, что на слух этого не уловишь. У них очень сложная фонетическая система, все зависит от высоты и модуляции звука. Не то Энимеен, не то Инемиин…
— А “Линг” что говорит?
— В том-то и дело, что “Линг” не говорит, а пишет, — смущенно сказал Казимир. — Он все это подробно объясняет, а я все равно не могу уловить особенностей произношения. Если б. услышать живую речь…
— Да, если б! — усмехнулся Таланов. — Словом, запиши текст. Дальше так: “Хотим срочно поговорить с вами. Мы ваши друзья. Почему вы прячетесь?” Ну, хватит на первый раз. Тем более, что непонятно, где и как мы их увидим.
— Сочиняй, — сказал Таланов. — Привет “Лингу”. Я пока пойду к Виктору.
Владиславу не хотелось снова видеть больных — впрочем, Виктор все равно держал их теперь в изоляторе и никого туда не впускал. Не хотелось смотреть и на то, как молниеносно перемигиваются зеленые и красные огоньки на белом пульте “Линга”.
Он остался в кабине и откинулся на спинку сиденья, почувствовав страшную усталость. “Мы все равно ни черта не успеем… К чему это все?” — подумал он и вдруг испугался: а что, если это уже начало болезни?
