Наступило молчание. Волк сидел неподвижно. Вася рассматривал его хвост, погруженный в темную, с радужными нефтяными пятнами воду.
Когда Вася очнулся, юнцов на берегу не было.
Он поискал глазами Волка — тот стоял спиной к нему и сосредоточенно водил вилами по воде.
«Откуда у него вилы и чем это он занимается?» — подумал Вася.
— А я хворосту принес… — сказал Вася и осекся.
Стоявший у воды обернулся, и Вася увидел, что это не Волк, а старичок в светлой капроновой шляпе. Вася уже где-то видел его, но не мог вспомнить где.
— Я тут пишу вилами на воде, — приветливо улыбнулся старичок, поднимая голову. — Сегодня праздник — Луговая суббота. Вот и решил поздравить моих друзей — белых медведей, моржей и тюленей с этим замечательным днем, пожелать им крепкого здоровья, долгих лет и счастья в личной жизни. Наша река впадает в Северный Ледовитый океан, течение в ней быстрое, мои открытки и телеграммы мигом домчатся до них. Только бы не случилась буря в низовье. Только бы сиверко не раскидал и не перепутал слова поздравлений и пожеланий. Представляете, морж получит то, что я написал белому медведю, а белому медведю достанутся слова, которые я адресовал тюленю… Ах, только бы не случилась буря!
Вася поглядел на воду — она стремительно уносила к северу расплывчатые очертания каких-то фраз.
— Тут и другая опасность подстерегает, — продолжал старичок, — упадет уровень воды в связи со строительством отводного канала, и застрянут мои слова на каком-нибудь мелководье да вмерзнут в лед, только аж на следующий год дойдут до адресатов. А если будет осуществлен поворот северных рек к югу, то мои открытки будут читать верблюды и суслики. А это уже совсем ни к чему…
— А не проще ли воспользоваться современными средствами связи? — сказал Вася Морковкин. — У меня есть кое-какие радиодетали, я в два счета смогу собрать схему передатчика, работающего в телеграфном режиме.
— Оно и проще, — ответил старик, — да только никакое авто-мото-вело-фото не заменит простых человеческих слов, написанных от руки. Одно дело, когда вам принесут стандартный бланк, и совсем другое — когда вы получите письмо, написанное взволнованной рукой человека. Это говорит о любви и внимании. Да и человек узнается по почерку.
«Никогда не буду писать письма от руки, — подумал Вася Морковкин. — У меня ужасно плохой почерк, я пишу как курица лапой. И все подумают, какой я дурной человек».
— Ваш почерк находится в стадии становления, — прочитав его мысли, сказал старичок. — У вас еще все впереди.
— Да вы кто? — спросил Вася.
— Дед Пихто, — ответил старичок.
— Дед Пихто?!
— Он самый.
В облике деда Пихто, в его манерах, в его голосе угадывалось что-то очень знакомое. «На кого же он похож?» — напрягал память Вася Морковкин.
И вспомнил…
— Он, — рассказывал мне Вася, — как две капли воды, был похож на волшебника из моего сна, который объяснял мне, что такое корнишоны. Я много раз слышал это слово, но не знал, что оно значит.
Однажды перед сном я спросил об этом у мамы.
А мама сказала: «Спи, сынок». Поцеловала меня и ушла. Только я закрыл глаза, явился волшебник — ну вылитый дед Пихто!
«Ты хочешь знать, что такое корнишоны? — спросил он. — Так вот, корнишоны — это огурцы, у которых горький конец откушен. Собирайся. Пойдешь со мной».
И он повел меня в комнату, снизу доверху заставленную стеклянными банками.
«Смотри», — сказал волшебник и, достав с полки одну из банок, открыл ее консервным ножом.
В банке лежали пупырчатые огурчики.
«Это корнишоны, — сказал волшебник, — один конец у них откушен. Но поскольку неудобно подавать на стол огурцы с откусанными концами, их потом аккуратно отрезают ножиком».
— Дед Пихто, а дед Пихто, — сказал Вася Морковкин, — а я видел вас во сне.
— Что же тут удивительного? — пожал плечами Пихто. Я действительно был там. По туристической путевке.
— Теперь мне понятно, почему вы так легко читаете мои мысли, — сказал Вася и спросил: — Дедушка, вы не знаете, куда делся Волк? Он здесь только что ловил рыбу.
Дед плюнул — брызги полетели в разные стороны.
Результат озадачил старика.
— Такое ощущение, — сказал он после продолжительного раздумья, — что Волк убежал во все стороны. Но поскольку этого быть не может, остается предположить, что он не убежал никуда.
— Тогда где же он?
— Вероятнее всего, он где-то здесь, но не в этом времени, а в каком-то другом. Это авто-мото-вело-фото безобразничает.
— А что мне теперь делать?
— Как что? Вязать веники.
— Веники? Но при чем тут они?
— А при том, что Луговая суббота, праздник вязания веников. Аккурат в этот день поспевает лист на березе. Раньше или позже наломаешь веток — сколько ни стегай себя в баньке зимой, а крепость не та. Сломишь в этот день, так начнешь зимой париться — до костей пробирает, хворь прогоняет.
— Здорово! — сказал Вася.
— Только сначала зайдем ко мне, бечевку я дома оставил. — И дед Пихто повел Васю к бревенчатому мшелому домику, видневшемуся между деревьями пихтового леса.
За всю дорогу дед не проронил ни звука, что дало возможность Васе Морковкину вдоволь насладиться лесной тишиной.
А тишина была удивительная, чистая, как музыка, которую слушаешь не по радио, а в концертном зале.
В избушке было темно, как ночью.
— Ах, негодники! — сердито проворчал дед Пихто. — Но я им покажу! — И Вася услышал свист воздуха, рассекаемого взмахами палки. — Кыш! Кыш! Изыди, нечистая сила! — приговаривал дед.
В одном из углов затеялась возня, раздалось недовольное фырканье. Какое-то существо, прошмыгнув возле Васиных ног, покинуло комнату. Стало немного светлей.
— А вам что, особое приглашение нужно? — сказал дед Пихто строго. — Кыш, кыш, говорю!
Кто-то поскреб когтями ножку стола и, обдав Васю теплом своего пушистого хвоста, опрометью выскочил на улицу. Стало еще светлей. А когда в открытую дверь удалилось и третье существо, рассвело полностью.
— Опять три черных кота! — Дед Пихто устало опустился на расшатанную табуретку. — Вроде двери и окна закрываю, а они все равно проникают. Это авто-мото-вело-фото подпускает мне их. Являются коты тихо так, что не услышишь, и втираются ко мне в приятели. Ну пока в комнате один из них, даже читать можно, правда, приходится включать свет и надевать очки — иначе букв не различить. А как соберутся все трое — темень, хоть глаз коли. И ты знаешь, как зовут этих котов? Одного — Ворчун, другого — Зануда, третьего — Ябедник. Соберутся они все трое, да как начнут чернить белый свет, сразу же в комнате делается темно, будто в осеннюю ночь. Я просто замаялся. Написал жалобу в соответствующую инстанцию, обещали прислать специалиста, да нет его.
