Футболисты удивленно переглянулись. Чудачества Лупеску были им известны, но теперь он побил все рекорды.
— Но Ян совсем не умеет играть в футбол, — терпеливо разъяснял один из двоих мужчин. Он снял свои очки без оправы, аккуратно протер их и устремил неуверенный взгляд на парня. — Он не собирается участвовать в соревновании, — продолжал старик с нажимом. — Он тренируется, только чтобы держать себя в форме.
— Не имеет значения, господин Штайн, — вежливо отпарировал Лупеску и повернулся к своей команде: — Это отец Яна, а вот его дядя — господин Милл.
— И все они будут принимать участие в игре? — спросил Венцель и изобразил на своем лице удивление.
Ян Штайн не проявлял никакого интереса к завязавшейся дискуссии. Его холодные серые глаза пробегали по лицам игроков, при этом безразличный взгляд проникал в каждого из них без какой-либо надежды на возможный дружеский отклик.
Бланко попытался ответить таким же безучастным взглядом, но, конечно, все происходящее больше всего волновало именно его.
— Тогда давайте прямо сейчас и попробуем, — предложил он.
— И я так считаю. — Лупеску обрадованно кивнул и обратился к Яну Штайну: — Ты, конечно, сыграешь с нами, мой мальчик, мы ведь всего-навсего команда окружного класса. Главное, что ты в форме. И хоть раз-то ты уж, конечно, гонял в футбол.
— Нет, я никогда не играл. Ведь мой отец ясно сказал, господин Лупеску. У вас что, тут все на «ты»?
— Да, конечно, но если вы не хотите, товарищ Штайн, это не обязательно. — Лупеску окончательно растерялся. — Пойдемте, вы хоть разок попробуете.
Ну, теперь-то Лупеску был в своей стихии. Он подробно объяснял, что такое пике, как подсекать и проводить удар головой, с помощью Венцеля показывал финты, обводки и крученые удары. Парень смотрел и слушал молча, следуя объяснениям тренера с равнодушной миной.
Бланко стоял вполоборота к остальным игрокам и покачивал головой. Он перестал понимать, что происходит в мире. Ведь Лупеску возился с этим верзилой, объясняя ему приторно-сладким голосом такие вещи, которые любой здоровый парень способен изучить самостоятельно самое позднее в шестнадцать лет и без посторонней помощи. Но чем дальше он наблюдал, тем все больше удивлял его этот Ян Штайн. То ли он обладал фантастическими способностями, то ли разыграл тренера, сообщив, что ничего не умеет. Достаточно было Лупеску объяснить какой-нибудь финт один раз, как Ян тут же воспроизводил его и после двух-трех повторов достигал такого совершенства, будто в течение многих лет только и делал, что гонял мяч и упражнялся в изысканных подсечках.
Результаты собственной тренировки вызывали недоверие и самого Лупеску. Все чаще он бросал быстрый, изучающий взгляд на обоих стариков, но не мог заметить и намека издевки или усмешки на их лицах. Наоборот, оба наблюдали за успехами своего любимца с напряженным вниманием.
— На первый раз хватит, — раздался крик Лупеску, — теперь потренируемся все вместе!
Футболисты отправились на поле, однако парень стоял не двигаясь.
— Что теперь мы будем делать, — спросил он, — я не понял вас, дело в том, что мои уши чрезвычайно чувствительны.
Лупеску развернулся на все сто восемьдесят градусов. Его веки дрожали, кадык заходил вверх-вниз.
— Мы хотим вместе потренироваться, — произнес он спокойно, с трудом совладав собой.
Ян Штайн кивнул. Музыкальный тон, издаваемый Лупеску, удовлетворил его. Правда, он не заметил, как за его спиной тренер сплюнул от злости и вытворил носком ботинка что-то немыслимое, словно втаптывал в землю камешек.
Парень встал в строй четвертым.
— Ваш шеф — Бланко, — сказал Лупеску, — он попытается за вами следить, так что предохраняйтесь.
Ян Штайн удивился:
— «Следить» — это что, имеется в виду слежка за преступником, а «предохраняться» — это что, в смысле противозачаточного?
— Чего-чего? — Лупеску искоса взглянул на него. — Одного здесь уже, кажется, зачали, ха-ха-ха! — Он потянулся, кинул энергичный взгляд на часы и приказал: — Итак, будем серьезнее. Бланко наблюдает за вами, он должен помешать вам бить по мячу — отбирать у вас мяч, переигрывать вас, ясно? Ну, вы сейчас сами все увидите. — Он подозвал Бланко: — Покажи, что я имею в виду. Только никаких грубых выходок.
В воскресенье игра на первенство.
Ян Штайн обращался с мячом еще совсем неумело. Часто неверно реагировал, пропускал передачи в центр поля, и казалось, его выручает лишь тренированное тело. Из-за его неудачных выпадов Лупеску недовольно мотал головой и сердито бормотал что-то себе под нос. Но мало-помалу новичок приноровился. Все чаще и чаще ему удавались сложные маневры, тренеру нравилась неубывающая сила, с которой он бьет по мячу.
— Извините, что я вас прерываю, — обратился вдруг к Лупеску отец Яна. — Но было бы хорошо, если бы вы дали сыну некоторые технические указания.
У Лупеску с языка чуть не сорвалась резкость, только какой ему смысл отстаивать сейчас свою компетенцию? Ян Штайн не член спортивного общества, не член его команды. Он может покинуть поле, когда ему взбредет в голову, и уйти, не попрощавшись. При не совсем обычных отношениях этой троицы все возможно, и он не хотел рисковать. Кое-что в игре Яна раздражало тренера. Но подсознательно он угадывал в этом неумелом, а с другой стороны, производящем необычное впечатление парне спасительную соломинку для команды.
— Вы, наверное, правы, — ответил он старику, — надо устроить перерыв, игроки устали.
— Я не говорю о перерыве, — успокоил его тот, — пусть остальные продолжают игру. Или вы всегда тренируетесь не больше двадцати минут?
Лупеску показалось, что в словах Янова отца проскользнула ирония. Но его открытая улыбка подействовала на тренера умиротворяюще. Ведь на самом деле ничего не случилось страшного.
— Нет, нет, — вывернулся он, — я подумал: раз за плечами вашего сына десятитысячный пробег… Мои ребята, конечно, дольше тренируются.
В привычной для него манере он заорал через поле:
— Товарищ Штайн, подойдите, пожалуйста, ко мне! Другие продолжают, только более интенсивно!
Штайн подошел к тренеру. Тот положил руку ему на плечо и дружелюбно указал на некоторые оплошности.
— Четверть часа мы тренировали основные элементы, потом последует заключительная тренировка. Или для вас это слишком много, вы устали?
Штайн помотал головой:
— Почему же? Для меня представляют трудность лишь некоторые неизвестные факторы, которыми я овладею только с помощью опыта.
Лупеску кивнул. Можно выразить это и такими словами.
На заключительной тренировке Лупеску был Штайном более чем доволен. Некоторые досадные промахи чередовались с технически отточенной игрой, и в искусстве обращения с мячом он уже превосходил теперь и защитника, и левого крайнего. Казалось, энергия его неистощима, мячи, посылаемые им с постоянной, неиссякающей силой, всегда попадали то в угол ворот, то в штангу или со свистом влетали прямо в ворота. Вратарь уже смирился с этим и защищал ворота больше для виду. Бланко, непосредственный противник Штайна, наоборот, все сильнее распаляясь, старался его затравить, преследуя со свирепой миной. Все чаще Штайн обманывал его, прибегнув к какому-нибудь уже усвоенному трюку, неожиданно уводил мяч прямо у него из-под носа, переигрывал почти без всяких усилий, как начинающего.
