— Прости, господин, что я провозился так долго. Здесь сегодня праздник. За комнату тоже пришлось заплатить двойную цену.
Вино оказалось очень холодным и сладким, как сироп. Йама заметил:
— Я видел, как мимо нас шла процессия.
— Здесь всегда какая-нибудь процессия. Это в природе этих мест. Ешь, господин. Ты должен набраться сил, прежде чем мы куда-нибудь отправимся.
Йама взял ломтик зеленой дыни, которую ему протягивал Пандарас.
— Где мы находимся?
Пандарас впился зубами в свой ломоть.
— Ну как же! Это квартал, расположенный между рекой и Дворцом Человеческой Памяти.
— Думаю, надо пойти и найти Тамору. Где моя одежда?
— Брюки под матрацем, чтобы не мялись. Одну твою рубашку я как раз чиню, а вторая в ранце. Господин, тебе надо поесть, а потом отдохнуть.
— Полагаю, сейчас не время, — сказал Йама и показал Пандарасу арбалетную стрелу.
* * *
Хозяйка обратилась к Йаме и Пандарасу, когда они проталкивались через переполненный зал трактира. Это была полная женщина с темной кожей и широкой улыбкой, ее длинные, блестящие от жира волосы сплетались в тяжелую толстую косу. Она беспрестанно потела в своем красном с золотом саронге. Постоянно обмахиваясь пухлой ладонью, женщина сообщила, что для них есть записка.
— Сейчас отыщу, — говорила она, роясь в ящике своей конторки. Потерпите минуточку, господа. Такой хлопотливый день! А, вот она! Подождите, сейчас.
Йама взял в руки кусок плотной бумаги. Он был свернут вчетверо, сложен конвертом и запечатан каплей воска. Йама все вертел и вертел его в руках, а потом спросил Пандараса:
— Умеет Тамора читать и писать?
— К контракту она прикладывала палец, догадываюсь, что она читает не лучше меня, то есть никак.
Хозяйка попыталась помочь:
— Тут на каждом углу писцы. Это печать одного из них.
— А какого?
— Их так много. Позову-ка я лучше одного из мальчишек… — Хозяйка промокнула вспотевший лоб куском желтой ткани, надушенной мятным маслом Глаза ее были подведены синей краской и золотыми тенями, а брови изогнуты в длинные заостренные дуги и закреплены воском. Создавалось впечатление, что на лицо ей села крупная бабочка. Она добавила:
— Но только когда разойдется народ. Сегодня ведь праздник.
— Я видел, как ехала повозка, — сказал Йама.
— Повозка? А, оракул! Нет-нет, он не имеет отношения к празднику. Его носят туда-сюда каждый день, конечно, кроме престольных праздников, когда его выставляют у Великой Реки. Но с тех пор прошло уже сто дней, да и праздник тогда бывает небольшой, местный. А сегодня люди собрались со всего Иза, и те, кто живет ниже по реке, тоже приехали. У нас самая запарка.
Конечно, теперь гостей меньше. Многие не решаются ехать из-за войны. Потому-то я и нашла для вас комнату.
— Она переселила двух паломников в конюшни и берет с нас в два раза больше, чем платили они, — проворчал Пандарас.
— Зато они теперь платят меньше, чем раньше, — парировала хозяйка, так что получается то же самое.
Надеюсь, в записке добрые известия. Комната останется за вами сколько надо. — Хотя она и утверждала, что страшно занята, но все равно не могла отказать себе в удовольствии сунуть нос в чужие дела.
Йама поднял свернутую записку и спросил:
— Кто ее принес?
— Я не видела. Мне ее отдал один из мальчишек. Я могу его поискать. Думаю, что найду, хотя сегодня такая кутерьма…
— Из-за праздника, — закончил Йама и сорвал с письма печать.
Записка оказалась короткой, буквы выписаны аккуратно, с решительным и твердым нажимом и тонкими волосяными линиями. Скорее всего ее выполнил один из писцов, если, конечно, Тамора не провела за изучением каллиграфии столько же лет, сколько сам Йама.
Я ушла по делу. Человек, который тебе нужен, находится в Храме Черного Колодца.
Пандарас спросил:
— Что там написано?
Йама прочел записку Пандарасу, а хозяйка заметила:
— Это недалеко отсюда. Идите по переулку слева от трактира и попадете прямо к Дворцу. Если вы подождете, я могу послать с вами мальчишку…
Но Йама и Пандарас уже проталкивались через переполненную комнату к раскрытой двери и лежащему за ней солнечному проспекту.
* * *
Узкие улочки за трактиром были прохладнее и тише, чем проспект. Древняя брусчатка лежала на них косыми рядами, в канаве играли голые дети. Двухэтажные дома имели плоские крыши и маленькие, закрытые ставнями окна, а покрытые толстой желтой или оранжевой штукатуркой стены крошились и во многих местах были залатаны. В большинстве домов на первых этажах располагались лавки, двери которых выходили прямо на улицу. Там торговали изделиями религиозного назначения; Йама и Пандарас шли вдоль бесконечных витрин, но все магазины казались закрытыми.
Йама подумал, что это место выглядит подозрительно и даже зловеще. Когда они проходили мимо, люди бросали свои дела и смотрели им вслед. Но Йаме понравилась сложная география этих кварталов: узенькая улочка могла внезапно привести к прекрасной площади с белым, играющим серебряными струями фонтаном. Ему нравились маленькие местные оракулы, помещенные в стены домов, увядающие венки и пирамидки пепла перед мутным овалом черного стекла, слабо имитирующим темную прозрачность настоящих оракулов.
Купола, шпили и башни храмов и святилищ возвышались среди моря плоских крыш обычных домов, как корабли, врубающиеся в крошево льда застывших пустынь за сотни лиг отсюда, в верховьях Великой Реки. А за всеми этими домами, храмами и святилищами темнела громада Дворца Человеческой Памяти, террасами поднимающаяся к своему далекому пику, за которым горело багряное небо, окрашенное заходящим солнцем.
Пандарас объяснил, что эта часть города занята всем, что связано с поклонением Хранителям, а кроме того, здесь располагается городское управление Иза. Департаменты Гражданских Служб, вытесненные из внутренних покоев Дворца Человеческой Памяти, занимают небольшие здания в его округе. Здесь процветали тысячи культов, одни открыто, другие в потаенных подземных палатах.
— Ночью эти места небезопасны для чужаков, — сказал Пандарас.
— У меня есть нож, а у тебя — финка.
— Надо было тебе надеть латы. Мы забрали их с Речного Рынка. Они обрезаны по размеру и отполированы, как новые.
Йама их уже видел, когда вынимал из ранца рубашку.
Он возразил:
— Они бы привлекали внимание. Вдруг они кому-нибудь слишком понравятся? Люди и сейчас на нас так пялятся, как будто мы — целая праздничная процессия.
— Они могут захотеть получить нашу кровь или наши мозги, чтобы засунуть их живьем в бутыль, как у звездного матроса.
