Зинаида Фёдоровна. – Я думала, что у тебя отпуск, поживёшь месячишко хоть…
– Ну, что ты мама, какой месячишко. Ан же работает над созданием глобального искусственного интеллекта, он главный специалист! Я же тебе говорила, – Сандра с любопытством повернулась к Ану – это правда? Я в интернет – новостях читала. Почему ты сам не писал?
– Да, правда, но собственно пока писать-то не о чем, мы только начали, дядя же всегда говорил, что нечего языком молоть раньше времени, – улыбнулся Ан.
– Ну, вот, что я говорила! – торжественно посмотрела она на родителей. – А вы не верили.
– Ну, почему не верили, – смутился дядя, – просто я не думал, что так быстро. Извини, Ан, но ты был таким мямлей.
Ан и вслед за ним все рассмеялись. Ан почувствовал себя дома, будто и не было этих девяти лет, и не уезжал он из элизия.
– А интернет-информация у вас поставлена отлично.
– А то! – воскликнула Сандра.
– Ты ещё не читал наш журнал, – дядя выпятил грудь и похлопал по плечу дочь. – Девочка моя – умница. Её интернет-журнал «Элизий «Сады Приуралья» первый в рейтинге СМИ нашего элизия. Да что там, нашего! Мы уже третий месяц, как вышли на мировой уровень! Наш журнал единственный, который начали покупать в других элизиях. И подписчики растут, как грибы после дождя.
– С таким администратором, – Сандра чмокнула зардевшегося от гордости отца в щёку, – нашим подписчиком станет весь мир.
– Вот как! – Ан во все глаза смотрел на отца и сестру, – Здорово! А о чём твой журнал?
Сандра махнула рукой:
– Да! Актуальные новости из жизни элизия, истории подписчиков, да много всего. Пошли, глянешь, если хочешь.
– Всё! Хватит! – прервала её тётя. – Потом хвалиться будете, а сейчас мыть руки, и все к столу, обед простывает. Успеете наговориться.
Обед за разговорами пролетел незаметно. После обеда все разошлись по своим делам. Тётушка занялась хлопотами к праздничному ужину, Сандру и Семёна Игнатьевича ждал их интернет-журнал.
– Отдохнёшь? Я приготовила тебе комнату на втором этаже, – спросила Зинаида Фёдоровна.
– Позже. Мне нужно уйти ненадолго.
– Уйти? Куда это?
Ан молчал. Тётя внимательно смотрела ему в глаза, наконец, вздохнула и сказала:
– Ты из-за неё приехал? Бедная девушка, вот не повезло ей с отцом, упёрся, как баран, да и у неё видно такой же характер. Нашла коса на камень, но он-то тёртый калач, куда она против него воли, вот и сорвалась. В элизии её все очень жалеют.
Ан потёр лоб.
– Да, мне Робин сообщил.
– Ты же любил её, от тётушкиного сердца ничего не укроется. Что думаешь делать?
– Не знаю. Она прогнала меня.
– Ну, знамо дело, что прогнала! Ты ж как уехал, так и носу сюда не казал, да и не звонил ей небось?
– Не звонил.
Зинаида Фёдоровна сокрушённо покачала головой.
– Я постараюсь помочь, чем смогу.
– Да чем сможешь-то, если она будет не согласная?
– Придумаю, что-нибудь. Поговорю с её отцом.
– Ну, поговори, поговори, – задумчиво проговорила тётя, вытирая белоснежным полотенцем вымытую посуду. – Хотя будет ли от этого толк? – она покачала головой. – Ты лучше сегодня не ходи, – посоветовала она. – Отдохни с дороги, вечером свои соберутся, и Робин обещался, посоветуешься, разузнаешь получше, что да как. Чего горячку-то пороть? Обдумаешь всё, а уж завтра.
Ан с интересом посмотрел на Зинаиду Фёдоровну:
– Робин? К вам Робин захаживает?
Зинаида Фёдоровна улыбнулась:
– Захаживает, захаживает. Очень сердечный человек, настоящий доктор. Он Семёна Игнатьевича на ноги поставил, когда того инфаркт разбил.
– Инфаркт! – воскликнул поражённый Ан. – А что же вы мне ничего не сообщали?!
– Да чего сообщать-то? Да и связь с Творцами-родственниками разрешена только раз в неделю. Пока бы написали письмо, пока бы оно дошло, а тут и лучше отцу стало, спасибо Робину, в три дня его на ноги поставил. Правда, потом месяц он у него был «под арестом», – засмеялась тётя, – лично проверял его распорядок дня и меню. Меня даже в оборот взял, дай ему Бог здоровья, со здоровым питанием. С тех пор и захаживает к нам. А как у Сандры журнал пошёл, так он и в редколлегию их входит. Всё сидят материалы обдумывают, колдуют там чего-то, говорят, чтобы заинтересовать читателей, пропагандируют здоровый образ жизни. Придёт вечером на ужин Робин, придёт, не сомневайся, как не прийти?
– Так, может у Робина с Сандрой? – Ан, улыбаясь, вопросительно посмотрел на тётю.
– Что? Да нет! Что ты. У него ж Люська!
– Люська? – Ан задумался, вспомная, как Робин пришёл провожать его, держа за руку маленькую кудрявую белокурую девочку лет пяти. – Я знал её, она же, кажется, немая?
– Ну да, немая была, так Робин её уже лет пять, как вылечил, поднатаскал по предметам и теперь она учиться в твоей школе. Директор-то ваш, Григорий Тихонович, душевный человек, помог ей поступить. Теперь вот Люська первая болтушка – хохотушка в элизии. Хорошая девушка, умница и добрая очень, наверное, тоже доктором будет. Да ты увидишь её сегодня, она с Робином придёт, они друг без друга никуда. Робин-то опекуном у неё, а она уже невестится, глаз с Робина не сводит.
***
Последние искры фейерверка, отсверкав, погасли. Последние взрывы смеха и возгласы гомонящей компании затихли. Последние звуки музыки растворились в тишине заснеженного ночного леса, совсем близко подобравшегося к дому Коровиных. Последних гостей увезли вездесущие, никогда не дремлющие такси. Уже полусонную Люську, никак не хотевшую оставлять Робина одного, увёз помощник-робот домой.
Зинаида Фёдоровна устало дремала в гостиной перед затухающим камином рядом с уснувшим Семёном Игнатьевичем, голова которого покоилась на её плече. Надо было бы встать и пойти спать, тело размякло и ломило, возраст и суматошность прошедшего дня давали о себе знать. Надо было бы…. Но Семён Игнатьевич так мирно похрапывал на её плече, держа её руку в своей, что ей не хотелось шевелиться. В сонном затуманенном сознании проносились клочки-воспоминания её юности, когда она только-только познакомилась с Семёном, и они долго гуляли по берегу реки, и как теперь, он держал её руку. Её голова клонилась к мужу, пока не коснулась его головы. Так они и спали, прижавшись друг к другу. Сандра тихо накрыла их пледом и вышла, осторожно прикрыв дверь. Поднялась на второй этаж, где её ждали Ан и Робин.
– Уснули, – сказала она, входя, – сдавать стали наши старики, – грустно добавила она. Подошла к окну. Мертвенно–белые сучья деревьев раскачивал ветер и, казалась, что они рвутся из промозглого холода, спешат, размахивая ветвями, подобраться поближе к тёплому дому, прижаться к нему, чтобы отогреться. – Март уже, а зима не хочет уходить, – несмотря
