Ознакомительная версия.
Но, погибнув, заберем "Роршах" с собой.
Сарасти ничего не сказал. Мне стало интересно — а что он видит, когда смотрит на меня? И есть ли внутри этого черепа на самом деле Юкка Сарасти, не проистекают ли его озарения — всегда обгоняющие наши на десять шагов — не столько из недосягаемых аналитических способностей, сколько из затрепанной максимы: подобное к подобному.
Чью сторону, подумал я, принял бы зомби?
— Тебе и без этого есть о чем волноваться, — заметил вампир.
Он подвинулся ко мне; клянусь, измученные лица провожали его взглядами. Мгновение Сарасти рассматривал меня; вокруг глаз пролегли морщинки. А может, какой-нибудь бессмысленный алгоритм обрабатывал входящие данные, соотносил краниометрические отношения и движения мимических мышц, сдавал результат подпрограмме вывода, осознавая себя не больше, чем статистический график. Может, в лице твари передо мной было не больше смысла, чем во всех остальных лицах, неслышно вопящих ей вслед.
— Сьюзен тебя боится? — спросил упырь.
— Сью… с какой стати?
— В ее голове обитают четыре сознания. Она в четыре раза разумнее тебя. Не делает ли это тебя угрозой?
— Нет, конечно.
— Тогда почему ты считаешь угрозой меня?
И внезапно мне стало наплевать. Я рассмеялся в голос. Мне нечего было терять, кроме нескольких минут жизни.
— Почему? Может, потому, что ты мой естественный враг, сука. Может, потому, что я тебя знаю, и ты не можешь даже глянуть на любого из нас, не выпустив когти. Может, потому что ты едва не оторвал мне руку на хрен и набросился на меня без всякой причины…
— Я могу представить, на что это похоже, — тихо проговорил он. — Пожалуйста, не заставляй меня повторять.
Я разом заткнулся.
— Знаю, твое и мое племя никогда не жили в мире. — В голосе его слышалась ледяная усмешка, которой не было на губах. — Но я делаю лишь то, на что вы меня толкаете. Вы рационализируете, Китон. Вы защищаетесь. Отвергаете неудобные истины, а если не можете отвергнуть с ходу — низводите. Вам вечно недостает доказательств. Вы слышите о Холокосте; вы прогоняете мысль из головы. Вы видите свидетельства геноцида; вы настаиваете, что не так все плохо. Температура растет, тают ледники — вымирают виды, — а вы вините солнечные пятна и вулканы. Все вы такие, но ты — хуже всего. Ты и твоя "китайская комната". Ты превращаешь непонимание в науку, ты отвергаешь истину, даже не зная, что это такое.
— Оно неплохо мне послужило. — Я изумился, с какой легкостью отправил всю свою жизнь в прошедшее время.
— Да, если твоя цель — лишь переводить. Теперь тебе придется убеждать. Придется верить.
В подтексте этих фраз крылось такое, на что я не смел надеяться.
— Ты хочешь сказать?
— Нельзя позволить правде просачиваться по капле. Нельзя дать вам шанса укрепить дамбы и выставить рационализации. Преграды должны рухнуть. Вас должно захлестнуть. Снести. Невозможно отрицать геноцид, сидя по горло в океане расчлененных тел.
Он играл мной. Все это время. Подготавливал, выворачивал мою топологию наизнанку.
Я чувствовал — что-то происходит. Только не понимал, что.
— Я бы все понял, — промямлил я, — если бы ты не заставил меня вмешаться.
— Мог бы даже прямо с меня считать.
— Так вот почему ты… — Я покачал головой. — Я думал, потому что мы — мясо.
— И поэтому тоже, — признал Сарасти и посмотрел мне в лицо.
В первый раз я столкнулся с ним взглядом. И был потрясен, узнав….
До сих пор гадаю, почему не заметил этого раньше. Все эти годы я хранил в памяти мысли и чувства другого, юного человека, остатки того мальчишки, которого мои родители вырезали у меня из-под черепа, чтобы освободить место для нового Сири. Он был настоящий. Его Мир был живым. Я мог проигрывать для себя воспоминания той, Другой личности, но в рамках собственной практически ничего не чувствовал.
Наверное, сомнамбулизм — и не такое плохое слово для этого…
— Хочешь, я расскажу тебе вампирскую сказку? — спросил Сарасти.
— У вампиров бывают сказки? Он принял это за согласие.
— Лазеру поручают найти темноту. Он живет в комнате без дверей, без окон, без других источников света и думает, что выполнить задание будет легко. Но куда бы он ни обернулся, он видит свет. Каждая стена, каждый предмет обстановки оказываются ярко освещенными. В конце концов, лазер заключает, что темноты нет, что свет повсюду.
— Какого черта ты имеешь в виду?
— Аманда не готовит мятеж.
— Что? Ты знаешь о…
— Даже не думает. Спроси ее, если хочешь.
— Нет… я…
— Ты ценишь объективность.
Ответ был так очевиден, что я не озаботился его озвучить. Вампир все равно кивнул.
— Синтету непозволительно иметь собственное мнение. Так что если оно у тебя появилось — значит, оно чужое. Команда тебя презирает. Аманда хочет отстранить меня от командования. Половина из нас — ты. Полагаю, это называется "проекция". Хотя, — он склонил голову к плечу, — в последнее время ты исправился. Пойдем.
— Куда?
— В ангар. Пора выполнить свое задание.
— Мое…
— Выжить и засвидетельствовать.
— Робот…
— Может передать данные — если только ему не выжжет память, прежде чем он покинет систему. Робот никого не в силах убедить. Робот не в силах пробиться сквозь рационализации и отрицание очевидного. Робот не может достучаться. А вампиры… — он запнулся, — …не лучшие ораторы.
Этим словам полагалось вызвать мелочную, эгоистичную радость.
— Все ложится на меня, — проговорил я. — Вот что ты хочешь сказать. Я сраный стенографист, и все ложится на меня.
— Да. Прости меня за это.
— Простить тебя?
Сарасти взмахнул рукой. Лица сгинули; осталось лишь два.
— Ибо не ведаю, что творю.
* * *
Новости расцвели в КонСенсусе за несколько секунд до того, как Бейтс их огласила: тринадцать шумовок не показались из-за Большого Бена по графику — Шестнадцать. Двадцать восемь.
Отсчет пошел.
Сарасти пощелкивал про себя, пока они с майором играли в салки. Тактический дисплей заполняли многоцветные сияющие нити, клубок обновленных прогнозов, сложных, как искусство. Они оплетали планету волокнистым коконом; "Тезей" висел в отдалении нагой искрой.
Я ожидал, эти линии наколют нас, точно иглы — бабочку. Странно, ни одна из них этого не сделала, но модель охватывала только ближайшие двадцать пять часов и оставалась надежной вдвое меньше. Даже Сарасти и Капитан не Могли заглянуть в будущее дальше, когда в воздухе так много булав. Однако и у этой тучи была слабенькая светлая изнанка: стада скоростных левиафанов не могли просто прихлопнуть нас без предупреждения. Очевидно, для этого им все же придеться лечь на нужный курс.
Ознакомительная версия.
