А вторая смерть? Еще тогда она показалась какой-то внезапно-подозрительной. Мало ли существует препаратов, которые вызывают временную остановку сердца и производят иллюзию смерти?.. Далее шли похороны. Самые настоящие… Но какого дьявола он, по этому глупому обычаю, хоронил Кьюнга в скафандре?! Там ведь сжатый кислород! Он пришел в чувства, лежал в могиле и дышал свежим воздухом! Заодно и отдохнул немного… Полный идиотизм! Нет бы произвести контрольный выстрел! Нет бы добить его хотя бы лопатой!
Стоп! На этом кадре надо затормозить… Ведь сверху слой уплотненного песка. Выбраться невозможно!
Крахт еще раз глянул в раскопанную яму. Ну вот и объяснение! Оно лежало в самой глубине: офтеляр, маленький прибор, способный заглатывать материю. С помощью него, совершенно не напрягаясь, можно было спокойно пробуравить над головой пески и вернуться в мир реальных вещей (в прямом смысле) из мира загробного.
Крахт холодел от каждого сделанного вывода. Вот оно, запоздалое понимание, облаченное в горечь… Кьюнг, разумеется, освободился от плена песков, снова закопал могилу и поставил на прежнее место памятник. Эти коварные, злопамятные земляне! Он не хотел просто убивать, он жаждал отомстить тем же способом и по тем же правилам игры, которую вели против его компании. Око за око, зуб за зуб, обман за обман. И СТРАХ за СТРАХ. Так что расплатился сполна.
Наконец-то все события обрели логическую связку…
Крахт вдруг почувствовал, как волна обжигающего ужаса окатила его с головы до ног. И причина здесь была уже не во внезапном осмыслении произошедшего. Просто он понял, что сзади кто-то стоит. Обернуться не хватало смелости. Может, бежать? Но Кьюнг вооружен! А что если резко развернуться и ударить лопатой? Вряд ли… реакция у землян отменная, и этот эпатаж только еще больше его разозлит.
Крахт стоял весь дрожащий и недоумевающий перед своим непредсказуемым, но наверняка плачевным будущим, вспоминая свое триумфальное, но увы, навеки ушедшее прошлое. В один момент он вдруг понял, что все кончено. Его личная карьера, великий Ордиз, планета Остарио: все вмиг стало бесконечно далеким и никчемным…
– Ты сам ляжешь в могилу или тебя об этом надо обязательно просить? — голос сзади заставил вздрогнуть. Он достаточно хорошо изучил язык землян и никак не мог ошибиться в том, кому принадлежит эта властная терзающая нервы дикция. Несомненно — Кьюнг.
Гуманоид обернулся и, еще не успев что-либо разглядеть, получил мощный удар по лицу… Разом погасли все звезды, почва под ногами исчезла, перед глазами замигала цветомузыка из множества ярких огоньков. Он отлетел на несколько футов, беспомощно прилипнув к пескам. Боль железной перчаткой сжимала череп, и мир бешено завертелся вокруг своей оси. Едва придя в себя, Крахт увидел над собою склонившуюся фигуру в скафандре и… до боли знакомое (в прямом смысле) лицо. Это был он!
– Клянусь, ты не умрешь так легко, как те два кривоносых ублюдка!
Вслед за этой фразой посыпались удар за ударом, в перерыве между которыми невозможно было ни вставить какое-то слово, ни что-либо сообразить. Так как соображаловка болталась из стороны в строну, едва не отрываясь от непомерно худой шеи. Его искривленное болью и испугом лицо выглядело до такой степени отвратительным, что один только внешний вид мог вызвать желание его убить, как гадкую тварь, как нечисть, не говоря уж о тех деяниях, что скрывались за этой омерзительной маской.
Нос инопланетчика, похожий на загнутый клюв, спазматически подергивался. Кстати, клюв… Кьюнг схватился за него и подобно рубильнику повернул на девяносто градусов. Раздался треск ломающегося хряща и одичалый истерический возглас. Капитан раньше и не предполагал, что можно получать такое острое наслаждение от страданий другого существа. Он был одержим яростью, и утолить ее могли только стоны и возгласы того, кто находился под ним.
Он поднял гуманоида высоко над собой и что есть силы швырнул наземь, а тому показалось, что на него упала целая планета. Потом была небольшая передышка. Экзекуция имела смысл лишь в том случае, когда пытаемый находился в состоянии как минимум чувствовать пытку. А Крахт уже был на грани отключения. Впрочем, он довольно быстро пришел в себя. Лицо источало желтую кровь, губы извергали протяжные стоны, он решил притвориться будто беспомощно утомлен.
Капитан сам поставил его на ноги и, подпрыгнув, ударил обеими пятками в грудь. Вот это был полет! Красивая траектория и красивое вращение тела в воздухе! Как после долгих тренировок по акробатике. Приземлился он аккурат на чью-то могилу, ударившись о памятник. Довольно метко. Все тело уже было в крови. Казалось, он надолго выведен из сознания, но случилось наоборот. Гуманоид… впрочем, хватит уже называть его столь высокопарным титулом, которого он явно не заслуживает. Короче, это инопланетное чучело, обнаружив в себе источник резервных сил, вдруг резко вскочило и побежало. Он отчаянно несся среди бесконечных памятников, чувствуя, как сзади приближается топот преследователя. Всякие попытки юлить и резко менять направления выглядели лишь жалким, отчаянным желанием оттянуть час неминуемой расплаты. Кьюнг даже особо не напрягался в беге, решил поиграть с жертвой в кошки-мышки, делая вид, будто никак не может догнать.
С последней, уже нереальной надеждой Крахт вытащил передатчик, нажал кнопку связи, но тут же получил удар в спину и в прямом смысле пропахал головой песок. Кьюнг поднял отлетевший в сторону передатчик и приложил его к шлему. В ответ на какой-то инородный говор, похожий на щебетание, он громко высказал пару нецензурных слов, затем подбежал к едва живому брату по разуму, открыл его уродливый широкий рот и засунул туда полностью весь передатчик, для надежности утрамбовав его кулаком.
– Ну что же ты?! Пошли им сообщение! Скажи им, что у полоумного землянина не хватает мозгов придумать для тебя достойную смерть!
Крахт визжал, точно его резали, безрезультатно пытаясь увертываться от ударов тяжелого кулака. Несколько раз Кьюнг давал ему очухаться и даже убежать, и столько же раз снова догонял и избивал до полусмерти. Его ярость не знала утоления. В течение двух часов на кладбище среди галактической темноты под куполом звезд, равнодушно взирающих с неба, раздавались несмолкаемые стоны и вопли вперемешку с грубой руганью человеческой речи. Иногда капитан брал его за горло и зарывал лицом в песок, перекрывая доступ метанового воздуха. Да… оказалось, что вакуумом эти криворылые и кривоносые ублюдки дышать еще не научились. Крахт задыхался, и лишь когда его тело начинало биться в предсмертных конвульсиях, он давал ему несколько отдышаться. Если эта пытка наскучивала, он переходил к другой. Он начинал заламывать ему суставы на руках и ногах, так что они трещали, жилы лопались, а Крахт отчаянно орал, что-то выкрикивая на своем невнятном языке: вероятно, зовя на помощь. Увы, на Флинтронне не было живых, способных услышать и хотя бы проявить толику сострадания. И вот, Крахт, предпринимая очередной отчаянный ход для своего спасения, вдруг заговорил по-английски. С грубым акцентом, но все же:
