– Чего же ваш босс хочет от меня?
– Может быть, он и сам еще не знает, – ответила Зебра. – Пока всего лишь любопытствует. А любопытство не порок, верно?
Клавэйн уже приказал имплантатам обезвредить введенный Зеброй препарат. Конечно, сознание будет слегка туманным, пока наркотик не вычистится из крови. Возможен и обморок, но недолгий. Сочленители давно научились бороться с любой химией…
Очнулся он уже без скафандра, в элегантном кресле из кованого черного железа, стоящего на чем-то неимоверно древнем, прочном, объемистом. Понял, что находится уже не на корабле Зебры, а на планете. Сине-серый мрамор под креслом испещряли удивительно разнообразные прожилки, ветвящиеся, завихряющиеся, сплетающиеся, словно газовые потоки в невероятно причудливой межзвездной туманности.
– Добрый вечер, мистер Клавэйн! Как себя чувствуете?
Это не голос Зебры. По мрамору неторопливо шлепают босые ноги. Клавэйн поднял голову, осмотрелся. Вокруг огромная оранжерея. Между колоннами черного, испещренного прожилками мрамора – рассеченные множеством изящных средников окна, тянущиеся от пола до самого верха, изгибаясь, образуя купол в десятках метров над головой. Почти до самого свода поднимаются решетки-шпалеры, увитые ярко-зелеными лозами. В выемках стоят горки или целые контейнеры с землей, где растет уйма всякого-разного, большей частью Клавэйну неизвестного. Он распознал лишь апельсиновые деревья и нечто похожее на эвкалипт. Над креслом склонялось растение, похожее на плакучую иву, с длинными тонкими ветвями. Плотная их занавесь не давала рассмотреть, что за ними. Прямые и винтовые лестницы тянулись к галереям, опоясывающим и пересекающим оранжерею. Где-то неподалеку, невидимая, журчала вода, словно из небольшого фонтана. Воздух был не холодным и разреженным, а просто свежим.
Перед Клавэйном появился мужчина. Ростом с него же и одет в темное. Но на этом сходство заканчивалось. Судя по лицу и коже, физиологически мужчина был на двадцать-тридцать лет моложе Клавэйна. Накачанный, но не до той степени, когда мускулы кажутся нелепо гипертрофированными. Носил он узкие черные брюки и черный же халат до колен, собранный в талии. Ноги босые, шея открытая. Он встал перед сочленителем, сложив на груди руки, и уставился с любопытством и легким разочарованием.
– Я же просил… – заговорил мужчина снова.
– Вы наверняка обследовали меня, – перебил Клавэйн. – Разве я могу рассказать больше о моем состоянии, чем вам уже известно?
– Кажется, вы не очень довольны?
Мужчина говорил на каназиане, но слегка затруднялся с построением фраз.
– Не знаю, кто вы и чего хотите, но вряд ли представляете, какой вред нанесли.
– Вред?
– Я дезертировал, чтобы попасть к демархистам. Вы перехватили меня. Но, полагаю, для вас это не новость.
– Не знаю, что именно вам сказала Зебра. Действительно, мы кое-что знаем о вас, но далеко не все, что хотели бы выяснить. Потому вы сейчас здесь, в качестве гостя.
– Гость? Надо же.
– Признаю, мы слегка вышли за рамки того, что принято называть гостеприимством. Но я бы не хотел, чтобы вы считали себя пленником. Вы не пленник и не заложник. Вполне возможно, мы отпустим вас в самом ближайшем будущем. Полагаю, ущерб вашему делу в таком случае будет не очень велик.
– Скажите, кто вы! – потребовал Клавэйн.
– Охотно. Но сперва не пройдете ли со мной? Уверен, вы насладитесь открывшимся видом. Зебра сказала, вы не впервые в Городе Бездны. Но ручаюсь, такая перспектива вам еще не открывалась. – Мужчина наклонился, протянул руку. – Пойдемте. Обещаю ответить на все вопросы.
– В самом деле на все?
– По крайней мере, на большинство.
Взявшись за руку незнакомца, Клавэйн встал. Осознал, насколько он еще слаб. Держался на ногах с трудом, но идти мог. Мрамор холодил босые подошвы. Сочленитель вспомнил, что оставил свою обувь на корабле демархистов, облачаясь в скафандр.
Мужчина подвел Клавэйна к винтовой лестнице:
– Сможете подняться? Оно того стоит, уверяю. Внизу окна слегка запылены.
Сочленитель последовал за ним по тонкой ажурной лестнице до галереи. Та вилась между шпалерами, петляла. Клавэйн скоро перестал понимать, в каком направлении они идут и откуда начинали путь. Сидя в кресле, внизу, он видел за окном лишь расплывчатые очертания, бледный охряный свет, придававший всему тона́ меланхолии. Наверху о́кна и в самом деле были прозрачнее.
Мужчина подвел его к перилам:
– Смотрите же, перед вами Город Бездны! Я пришел в него, познал его и, хотя до сих пор не полюбил, уже не питаю к нему той ненависти, с какой относился в первые дни моего пребывания здесь.
– Вы не местный?
– Нет. Как и вам, мне довелось немало постранствовать.
Город далеко раскинулся во все стороны. Постройки сливались вдалеке в сплошное неровное месиво. Но по-настоящему больших зданий было мало, десятка два. Правда, часть их была намного выше того, где находился Клавэйн, – шпили уходили в облака, терялись за ними. Вдалеке, в нескольких десятках километров, виднелся край огромной скальной стены. Город Бездны построили в колоссальной кальдере, посреди которой зияла дыра, уходящая глубоко в кору планеты. Город окружил зияющую прорву, зацепился за край, опустил трубопроводы в ее глубину. Строения теснили друг друга, переплетались, сливались в фантасмагорические фигуры. Воздух кишел транспортом – сплошной вибрирующий рой, клубящееся облако. Казалось невероятным, что столько важных грузов, поездок происходило одновременно. Но город был воистину огромным. Воздушный транспорт был лишь крохотной частью лихорадочной деятельности города, не прекращавшейся и во время войны.
Когда-то здесь все было по-другому. Город знал три отчетливые эпохи. Самой длинной была самая лучшая, истинный расцвет, когда знатные семейства демархистов обладали абсолютной властью. Тогда город раскинулся под восемнадцатью соединенными куполами Москитной Сетки. Практически все необходимое город получал из провала. Под куполами демархисты отточили свое владение веществом и энергией до совершенства. Эксперименты по продлению жизни дали биологическое бессмертие, а регулярное сканирование человеческого мозга и запись его содержимого в хранилища данных сделали даже насильственную смерть всего лишь мелким неудобством. Обладание тем, что некоторые по старинке называли нанотехнологиями, позволило изменять среду обитания и собственные тела почти произвольно. Демархисты сделались протеями, существами, которым претила всякая завершенность.
Вторая эпоха началась лишь век назад, когда пришла плавящая чума. Она проявила себя истинной демократкой, поражая людей без разбора, причем с такой же охотой, что и здания. Демархисты слишком поздно осознали, что в их раю жил злобный и коварный змей. До эпидемии все изменения в облике Города контролировались, но найти управу на чуму не удалось. За несколько месяцев облик города изменился полностью. Уцелело лишь несколько изолированных анклавов, где люди еще могли без опаски носить наномеды в своих телах. Архитектура причудливо извратилась, деформировалась, будто с насмешкой напоминая демархистам о потерянном. Технология скатилась почти на доиндустриальный уровень. Во многих районах города воцарилось беззаконие, там рыскали хищные банды.
«Темные века» Города Бездны продолжались сорок лет.
Кое-кто утверждал, что они продолжаются до сих пор, хотя и под иной личиной. После эпидемии демархисты потеряли большинство прежних источников дохода. Ультра не захотели продолжать торговлю с ними. Но несколько знатных семей отчаянными усилиями сохранили свое благополучие. В отдельных анклавах Ржавого Пояса поддерживалась финансовая стабильность. Но сам Город Бездны, обанкротившись, был готов принять любого, кто захотел бы взять власть. Вот тогда сочленители, прятавшиеся по отдаленным углам системы, решили, что пришел их час.
Они не вторглись в обычном смысле этого слова. Слишком немногочисленные, с незначительной военной силой, пауки не стремились никого превратить в себе подобных. Но они покупали участок за участком, сносили старое и воздвигали новое, блистающее, завлекательное. Сочленители разрушили все восемнадцать куполов. В Бездне соорудили огромную биомашину, «Лилли», намного увеличившую эффективность переработки поступающих из провала газов. Теперь город жил в пузыре теплого, пригодного для дыхания воздуха, поставляемого медленными выбросами «Лилли». Сочленители снесли множество изуродованных эпидемией зданий, возведя вместо них элегантные, похожие на клинки мечей башни; эти постройки выходили далеко за пределы воздушного пузыря и поворачивались, как паруса яхт, чтобы минимизировать сопротивление ветру. Началось восстановление технологий с использованием сочленительских разработок, устойчивых к плавящей чуме. Паучьи лекарства позволили возобновить терапию продления жизни. Учуяв растущее богатство, вернулись ультра, снова сделав Йеллоустон ключевым узлом на своих путях. Началось заселение опустевших спутников Ржавого Пояса.
