Ознакомительная версия.
— Как же ее убить?
— Побольше пуль всадить. На куски разнести. Или — лишить Силы, что всего надежнее.
— Как?
— Это уже моя проблема — понять, как. Хорошо хоть, что ушли вы. Не приведи Господь, схватили бы вас спецназовцы… Полюбуйся!
Хайретдинов прошел к столу, с грохотом выдвинул ящик, бросил перед Шедченко сложенный вчетверо бумажный лист.
— Смотри, смотри!
Николай развернул бумагу и вздрогнул.
Скупыми черно-белыми штрихами на листе был нарисован его портрет.
— Это должны были сегодня показывать по телевизору! Это должны были раздать каждому менту! А не того… дегенерата со скошенной челюстью…
Шедченко молчал.
— Засветились вы капитально, — мстительно сказал Визирь. — Знаешь, сколько мне стоил твой портрет? Ровно столько же, сколько год назад этюд Репина!
Он вырвал бумагу из рук Шедченко, подошел к камину, скомкал, швырнул в огонь.
— Расслабься, солдат… Пронесло. Я тебе показывал свою коллекцию?
— Какую? — тихо спросил Шедченко.
— Этюды мастеров. Картины собирать… пусть этим новые русские занимаются. Что в них… в завершенных, лаком залитых. А вот наброски, этюды — видеть, как хотел мастер сделать свое полотно… Это и впрямь интересно. У меня почти сотня набросков. Репин, Иванов, Шишкин, Крамской…
— Принципиально собираете русских художников? — спросил Шедченко.
— А в какой стране живу, Коля? Есть такое слово — патриотизм! — Хайретдинов отвернулся от камина. — Ладно. И на старуху бывает проруха. Не убивайся. Минус Визард — уже хорошо. И минус Кирилл, вероятно… Будешь «Хванчкару»?
Шедченко пожал плечами.
— Если честно — никогда не пробовал.
— Э… многое потерял. Тем больше получишь, — Хайретдинов склонился к столу. — Во здравие, и за упокой. Не хмурься, солдат. Пусть сгинут наши враги!
Кирилл не любил афоризмов. Это, наверное, глупое занятие — выдирать слова из контекста, придавать им отточенность, к которой и не стремился автор. Прикладывать сказанное совсем по другому поводу и в другое время — к сегодняшнему дню.
Плакатик над дверью вагона гласил: «Чего не следует делать, того не делай даже в мыслях. Эпиктет».
Кто такой Эпиктет, Кирилл не знал. Какой-нибудь древний грек… Оказавшись в метро он, наверное, утратил бы все свое философское спокойствие и с криком бросился бежать. Решил бы, что попал в Аид.
А вот в историю с Визитерами поверил бы, возможно. Древние боги — они любили веселые шутки с людьми.
Чего не следует делать…
— Виз. Разве можно не думать о том, о чем думать нельзя?
— Можно, — равнодушно сказал Визитер. — Я только этим и занимаюсь.
— Чем?
— Не думаю.
Кирилл невольно хихикнул.
— Кирилл, а ты уверен, что мы правильно делаем? — спросил Визитер.
— О чем ты?
— О ком. О писателе.
Он ответил не сразу.
— Не знаю. Но он же меня отпустил.
— Это мог быть ход. Понимаешь, Посланник Творчества — он хорошо предугадывает наши действия. Видит их, словно картинки. Если он все предусмотрел, то тебя специально отпустили. Чтобы мы оба пришли в ловушку.
Кирилл поежился.
— Виз, у нас есть другой выход?
— Да. Хайретдинов. Власть. Только — ему не нужны варианты. Он такой… по необходимости жестокий. Тебя бы защитил. Ему, наверное, хочется с кем-то говорить откровенно. А я для него конкурент.
— Тогда вариантов нет.
— Спасибо, — серьезно сказал Визитер. — Ну… ты все равно, помни про это.
Они ехали к Зарову и его двойнику. Весь день промотавшись по городу, придумав и отвергнув кучу планов — как подставить убийцу и женщин милиции. Можно было позвонить по «ноль-два», и назвать имена — наверное, сейчас бы такой звонок, даже от ребенка, проверили. Была лишь одна беда — если их и впрямь арестуют, если свяжут перестрелки в метро и на выставке с Кириллом Корсаковым, то и его начнут искать по-серьезному.
То, что им попадаться нельзя, понимали оба.
Не верить. Не допускать, даже в мыслях, ничего необратимого…
В вагоне вместе с ними ехала целая компания подростков. Не очень хулиганистого вида, но поглядывающая на обоих слишком пристально. И чего болтаются ночью, вроде не беспризорные… Кирилл вздохнул с облегчением, когда мальчишки вышли на Владыкино.
Странно, раньше Кирилл никогда и никого не боялся на улицах. Даже поздно вечером, даже вдалеке от дома. Наверное, потому, что он был, этот дом.
— Ты хорошо дорогу помнишь? — спросил Визитер.
— А разве ты не смог бы найти?
— Смог бы. Но только искал бы долго… не хочется.
Они понимающе переглянулись. Визитер чувствовал то же самое, что и он.
Визитер тоже боялся не только конкурентов, но и людей.
— Помнишь, мы однажды смотрели какой-то американский ужастик, где за пацаном кукла гонялась? — спросил Кирилл. — С ребятами из «Штурмана». Веснин потом еще сказал, что интересно было бы на пацана посмотреть года через два. Не съехала ли у него крыша.
— Он не так сказал, — поправил Визитер. — Он сказал, «интересно, как далеко у него крыша уехала…» Надо будет позвонить Вале. Он, наверное, волнуется.
Кирилл кивнул. Поколебался секунду, прежде чем спросить:
— А сколько вообще человек о нас волнуются? Как ты думаешь?
— Человек десять, — не задумываясь, ответил Визитер. — Слугин, например. Но он не только о нас, он еще за пистолет переживает. Уже сам себе удивляется — зачем ввязался. Ну, Валя… Еще кое-кто из «штурманов». Соседка, Ольга Павловна.
— Да?
— Угу. Только она так волнуется… по-своему. Звонит старушкам-подружкам. Говорит… всякое. Уверяет их, что тебя уже давно какие-нибудь бандиты продали в Штаты для того, чтобы сердце и почки миллионерам пересадить.
Кирилла передернуло:
— Замолчи…
— Почему? Так и есть. Она тебя, конечно, жалеет. Мол, «воспитанный мальчик, хоть и связался с бандитами…» Но ей интереснее было бы знать, что с тобой и впрямь что-то страшное произошло. Тогда можно всех на свете обвинять, от президента до милиции и дворников. Хотя она даже себе в этом не признается. Добрая старушка… Пошли, Кирилл.
С последними ручейками пассажиров они вышли из метро. Кирилл немного поплутал утром, уходя от писателя, зато сейчас найти дорогу было легче.
— Если нас убьют, то ты дурак, — сказал Визитер, когда они подходили к дому. Он вроде бы и шутил, но голос у него был слишком громкий, заведенный. Кирилл кивнул:
— Ладно, договорились.
Подъезд был светлым, лампочки, хоть и тусклые, горели на каждом этаже. Перед дверью они еще раз переглянулись. За ней было тихо… может быть, и нет там никого? Зато за соседней громыхал рок, так энергично, словно хозяева решили непременно оглохнуть к утру.
Ознакомительная версия.
