Андрей Кивинов - Ночь накануне

А спасший его Доктор Кеша спешил в приемный покой больницы, не гадая, наступит ли рассвет. Ибо его гораздо больше волновало, сможет ли он вытащить только что доставленного раненого с тремя огнестрельными ранениями. Есть вещи поважнее конца света.

Раненый же, носящий в определенных кругах псевдоним Синоптик, уже не чувствовал боли. Он видел бегущего к нему навстречу улыбающегося сына и тоже улыбался ему. Потом они садились на пестрый воздушный шар и улетали на поиски волшебной страны, про которую он читал ему в детстве…

…Пилот, стоявший возле мойки, нечаянно зацепил стакан. Стакан разбился, разлетевшись на тысячи осколков. «На счастье», — улыбнулась Юля, находившаяся рядом. И никакой Основатель не смог бы отобрать у нее этого счастья.

…Совершенно трезвый Аркадий, он же Бомонд, вообще не следил за таймером. Потому что до хрипоты ругался с продюсером, не опасаясь услышать в ответ: «Да пошел ты, найдем нового сценариста!» Он уже не боялся уйти.

Его книга «Ночь Накануне» валялась под тахтой стоявшей в комнате студенческого общежития. На тахте сидела Девочка и плакала. Она ничего не могла написать Основателю, потому что компьютерная комната откроется в десять утра. Оставалось лишь шепотом умолять его пожалеть этот прекрасный, добрый, красивый и такой прикольный мир. И пообещать, при положительном исходе, покрасить все общежитие в розовый цвет.

Патриот еще раз вспоминал те мгновения, когда действительно стал патриотом. Героем с большой буквы «Г».

Сисадмин Толик, проснувшийся в темной камере отдела милиции, понял, что конец света все-таки наступил, и грязно обругал невинную девушку по имени Ева.

Терминатор-2000 вернулся из виртуальной реальности и рассматривал через программу Google-Earth Гималаи. Никаких изменений не увидел. И не смог бы увидеть. Его сразу насторожило, что мироздание работает под Windows. Куда логичней было бы под Unix.

И только Колян, веб-дизайнер из Киева, ни о чем не переживал. Впрочем, нет. Один момент, даже при полной потере сознания, его волновал. Если все закончится благополучно, он попросит Основателя повторить ночь. Ночь Накануне.

P. S. После прочтения книги настоятельно рекомендуем осмотреть помещение, в котором находитесь. Если вдруг появилась лишняя дверь, возможно, кто-то делает незаконную перепланировку.

Теперь я огляделся. Вдалеке пылал лес, а вокруг — то ли деревня, то ли хутор, не поймешь, все лесом заросло. Никогда в этом месте не бывал. Два дома каменные, дорожки чистенькие, клумбы, между домами постройки, но не сараи — то ли гаражи, то ли голубятни. И все это обнесено громадной бетонной стеной, над которой клубы колючей проволоки. В этой стене теперь зияла здоровенная дымящаяся пробоина — танк бы прошел запросто. Хотя прошел здесь всего лишь я. Трупов было пять. Трое лежали за пулеметом — что они там делали такой толпой у одного пулемета? Набрали мальчиков в Интернете по объявлению… Еще один лежал за углом ближнего дома, а еще один висел по пояс из окна второго этажа, слегка покачивая длинными руками, как белье на веревке. На его рукаве поблескивала серебряная свастика и нашивки — офицер вермахта. А ведь с этим фашистом мне пришлось возиться дольше всего. Дольше, чем с пулеметным расчетом. И если б не гранатомет, он бы меня наверняка скосил в конце концов — опытный боец, хорошую позицию занял. Интересно, я его знаю? Жетон снимем — выясним. Подбежав ближе, я обыскал трупы. Имена пулеметчиков мне ни о чем не говорили, но у них нашлись патроны. У молодчика за углом оказались целая аптечка и немного мелочовки: две светошумовые гранаты и странного вида крест. Я взял и его. Крест послушно перекочевал в левую колонку монитора и теперь вертелся там, загадочно поблескивая. Ключ, что ли? На ключ не похоже. Хотя, кто их знает, ключи бывают разные. Ладно, выменяем на что-нибудь. Осталось обыскать офицера на втором этаже. Я подбежал к двери ближайшего дома и грохнул в нее сапогом. Дверь упала, и я вошел в темноту. Это было моей первой ошибкой. Расслабился за последние четыре часа, следовало отпрыгнуть и подождать. Но я нагло лез напролом.

Вспыхнуло окно диалога: кто-то вызывал меня: «Стой, Terminator! Дело есть, фашик!» — побежали по экрану зеленые буквы. Кто бы это мог быть? В домах и в округе я вроде всех выбил. И что это за хамское обращение? Я снял пальцы с гашетки и переложил руки на клавиатуру. Это было моей второй ошибкой — поверил фашисту. Я набрал: «Terminator»: че обзываешься, фашистский ублюдок? Кто такой и че те надо? Че за дело?»

А пока я набирал, фашист, выходит, целился. Отвлек меня, значит. Когда я отправил ответ, раздался грохот — в меня били две автоматные очереди. Из темноты, в упор, из одного места — явно стреляли с двух рук. Грохот казался оглушительным, до того было досадно. Рефлексы не подвели кисть рванула вправо и вниз, а мизинец уже щелкал кнопкой смены оружия. Да вот только гашетки в руке не было, ногти впились в россыпь клавиш. А пока я снова нашарил взмокшей ладонью гашетку, пока вскинул гранатомет, уже понял: не успею. Хваленая защита, которую я выменял на прошлой неделе, таяла на глазах. Алая полоска жизни внизу экрана мигала, стремительно сокращаясь. Понятное дело, прицельная автоматная очередь. Но прежде, чем жизнь потухла, я все-таки успел выстрелить разрывной в мелькнувший на секунду фашистский комбинезон — чуть выше груди, обвешанной орденами со свастикой, в крохотную точку под воротником, где сходятся пластины бронежилета. А падая, увидел вспышку и летящие во все стороны ошметки автоматчика. Все-таки умею.

Первым делом я написал нашим: «Terminator: вычистил R118, обыщите там, я в дауне. Отомстите за меня! Чмоки!» Затем откинулся на спинку кресла, потер онемевшие плечи и посмотрел на часы в углу экрана. Хотя можно было глянуть и просто на шторы — утро в разгаре. В институт опять не успеваю.

Я поерзал в кресле. Бегать всю ночь по перелескам, все вычистить и так глупо нарваться… Кто меня просил лезть в этот сектор? Решил устроить карательный рейд? Показать новичкам, что может сделать опытный боец с двухлетним стажем? Устроил. Патрулировал бы нормально свой край три часа и сдал бы вахту Фокусу, или кто там из нашей команды должен был выйти на дежурство.

Я откинулся на спинку кресла, сцепил руки над головой и с хрустом потянулся. Из-за штор сочился яркий свет, а в нем кружились пылинки. Со двора доносился утренний шум — торжествующе визжал ребенок, и его визг носился за ним по двору кругами. Скребла большая дворницкая лопата. Ревела легковушка — то прибавляя газу, то убавляя, но оставаясь на месте. Я снова потянулся