Для города начинался новый золотой век.
Но демархисты, прежние хозяева, не смирились с ролью исторических пережитков. Они тосковали и злились, мечтая вернуть прежние времена. Веками они были единственными союзниками сочленителей, но дружба закончилась. Демархисты захотели силой вернуть утерянное.
– Мистер Клавэйн, видите Бездну? – Хозяин оранжереи указал на эллиптическое темное пятно, почти скрытое частоколом шпилей и башен. – Говорят, «Лилли» умирает. Пауков изгнали, заботиться о ней некому. Качество воздуха сильно упало. Ходят слухи, что город собираются заново прикрыть куполом. Но, возможно, сочленители скоро вернутся и позаботятся о своем хозяйстве.
– К другому выводу прийти трудно, – осторожно поддакнул Клавэйн.
– Должен признаться: мне все равно, кто выиграет. Я неплохо жил и до прихода сочленителей, и во время их правления, и после. Мне не довелось застать эпоху расцвета демархизма, но уверен, что приспособился бы и к ним.
– Кто вы?
– «Где вы?» было бы лучшим вопросом. Мистер Клавэйн, гляньте вниз.
Он посмотрел. Уже понял, что здание высокое – такой потрясающий открывается вид. Но насколько оно высоко, определить не мог. Он будто стоял на вершине неимоверно высокой и крутой горы, глядя на отроги и меньшие пики в километре внизу. Эти меньшие пики сами далеко превосходили большинство окрестных строений. Наивысший полетный эшелон городского авиатранспорта оставался далеко внизу, часть его проходила прямо через огромную башню, ныряла под колоссальные арки и порталы. Большинство воздушных транспортных средств двигалось ниже, под их маршрутами лежала сливавшаяся в туманную дымку сеть виадуков для наземного транспорта, а еще ниже угадывались многоуровневые парки с зеленью и водоемами. На таком расстоянии они казались поблекшими условными обозначениями на старой карте.
Сама башня была черной, массивной и зловещей. Стоя на ней, определить ее форму Клавэйн не мог, но создалось впечатление, что с другой точки Города Бездны он увидел бы нечто монументальное, мрачное и неживое, навевающее нехорошие предчувствия – будто одинокое дерево, пораженное молнией.
– Вид отличный, несомненно, – согласился Клавэйн. – Так где же мы?
– Шато де Корбо, то есть Замок Воронов. Полагаю, вы помните это название?
Он кивнул:
– Здесь побывала Скади. Значит ли это, что вы имеете отношение к случившемуся с ней?
– Нет, мистер Клавэйн, я не имею никакого отношения к Скади. Но предыдущий хозяин Замка Воронов, вернее, хозяйка – имела. Все всяких сомнений. – Мужчина повернулся и протянул руку: – Позвольте представиться: Эйч. По крайней мере, так называют меня те, с кем я сейчас веду серьезные дела. Надеюсь, я смогу серьезно вести дела и с вами?
Не успел Клавэйн ответить, как Эйч пожал ему руку. Сочленитель отпрянул и увидел на своей ладони крошечное красное пятнышко.
Эйч провел гостя вниз, на мраморный пол. Миновали фонтан, чье журчание Клавэйн слышал раньше, – безглазая золотая змея изрыгает ровный поток, – затем по длинной мраморной лестнице спустились на этаж.
– Что вы знаете о Скади? – спросил Клавэйн.
Эйчу он не доверял, но считал полезным услышать ответы на несколько вопросов.
– К сожалению, меньше, чем хотелось бы. Охотно расскажу, за вычетом некоторых подробностей. Скади послали в Город Бездны с тайной миссией по сбору информации, причем это задание было главной целью. Это ведь так?
– Раз взялись меня просвещать, вы и скажите, правда ли это.
– Да бросьте, мистер Клавэйн. Вот увидите, у нас с вами куда больше общего, чем может показаться на первый взгляд. Не нужно видеть во мне врага.
Клавэйну захотелось рассмеяться.
– Эйч, очень сомневаюсь, что между нами найдется хоть что-нибудь общее.
– Почему же?
– Я четырехсотлетний старик, видевший больше войн, чем вы – закатов.
– В самом деле? – Эйч лукаво усмехнулся.
– То есть мой взгляд на вещи не может не отличаться от вашего.
– Не сомневаюсь. Что ж, мистер Клавэйн, не согласитесь ли пройти со мной? Хочу показать вам прежнюю хозяйку особняка.
Эйч повел по черным коридорам с высоченными потолками. Освещался путь лишь узенькими окнами. Клавэйн заметил, что Эйч чуть-чуть прихрамывает – одна нога была покороче, и он умело маскировал дефект. Казалось, все огромное здание, во всяком случае, огромный его кусок целиком находится в личном распоряжении Эйча – хотя, возможно, это было всего лишь иллюзией, порожденной огромностью строения. Клавэйн уже понял, что хозяин замка управляет организацией, имеющей очень немалый вес в Городе Бездны.
– Давайте начнем с самого начала, – предложил сочленитель. – Каким образом вас коснулись дела Скади?
– Полагаю, вследствие взаимного интереса. Мистер Клавэйн, я в Йеллоустоне уже век. За это время я обзавелся некоторыми, скажем так, интересами и активно их преследовал.
– Например?
– Например, искупление вины. Мое прошлое, мягко говоря, небезупречно. Я совершал очень скверные поступки. Но, с другой стороны, кто не совершал?
Оба остановились перед аркой, окаймлявшей дверь в черной стене. Эйч открыл дверь и предложил войти в комнату без окон, спокойствием и мрачностью напоминавшую гробницу.
– И для чего же вам понадобилось искупать вину?
– Конечно же, чтобы очистить совесть. Чтобы возместить содеянное зло. Нынешняя технология, даже учитывая многие сложности, позволяет индивидууму жить бесконечно. В прошлом за тяжкое преступление расплачивались своей недолгой жизнью. В Библии прописан был срок человеческой жизни: «дней лет наших – семьдесят лет, а при большей крепости – восемьдесят лет». Но мы сейчас живем по нескольку столетий. Разве стоит такую долгую жизнь губить из-за единственного злодеяния?
– Но вы же сказали, что совершили не одно злодеяние.
– Это так. Я ответствен за многие неблаговидные дела. – Эйч подошел к высокому, грубо сваренному металлическому ящику, стоявшему посреди комнаты. – Суть в том, что я не вижу надобности стеснять свое нынешнее «я» некими рамками из-за того, что натворило молодое «я». Сомневаюсь, что мое нынешнее тело содержит хотя бы атом того, давнего. Из общего у нас лишь горстка воспоминаний.
– Долгая жизнь отнюдь не искупает преступного прошлого, если вы об этом.
– Разумеется, не искупает. Но у нас есть свобода воли. Мы не рабы собственного прошлого, можем жить без оглядки на него.
Он остановился у ящика, дотронулся. Клавэйн решил, что ящик размерами и видом напоминает паланкин герметика, машину для перемещения, – такие служат до сих пор.
Прежде чем заговорить снова, Эйч глубоко вздохнул.
– Мистер Клавэйн, век назад я примирился со своим прошлым. Но за это примирение пришлось заплатить. Я пообещал себе исправить нехорошие последствия некоторых дел. Часть из них прямо касалась Города Бездны. Обещание не из легковыполнимых, но я не пытаюсь обмануть судьбу и себя. К сожалению, самого важного я сделать не смог.
– Чего же?
– Мистер Клавэйн, потерпите немного. Вы все узнаете. Сперва я хочу показать, что произошло с ней.
– С кем?
– С Мадемуазелью. Она жила здесь до меня, во время миссии Скади.
Эйч сдвинул черную панель на высоте человеческого роста. За панелью оказалось крошечное окошко.
– Как ее звали по-настоящему?
– Я не знаю. Манукян может знать о ней больше – перед тем, как перейти ко мне, он работал на нее. Но вытаскивать из него информацию силой я не хочу – он слишком ценен для меня и к тому же может не пережить глубинного сканирования памяти.
– И что же вам о ней известно?
– Только то, что она, в тайне почти для всех, много лет была могущественным и влиятельным политиком в Городе Бездны. Она стала идеальным диктатором, повелевала так искусно, убедительно и тонко, что никто и не замечал своего превращения в ее марионетку. В обычном понимании она не являлась богатой, формально не владела практически ничем. Но ее способность убеждать и принуждать, ее колоссальное влияние позволяли достичь желаемого незаметно, неощутимо для остальных. Люди, действуя, как им казалось, из чистейшего личного интереса, на самом деле исполняли секретные планы Мадемуазель.
– Вас послушать, так она была сущей ведьмой.
– Думаю, сверхъестественное здесь ни при чем. Она попросту разбиралась в потоке информации с ясностью, какая недоступна большинству людей. И видела, куда нужно приложить небольшое давление для достижения наибольшего эффекта. Образно выражаясь, находила ту точку, где бабочке нужно взмахнуть крыльями, чтобы породить ураган. В этом заключался ее гений – инстинктивное понимание хаотической динамики человеческого социума… Взгляните, пожалуйста.
Клавэйн шагнул к окошку.
Внутри ящика находилась женщина. Казалось, ее набальзамировали и оставили сидеть в металлическом гробу с руками, аккуратно сложенными на коленях, с раскрытым изящным веером в пальцах. Она была одета в закрытое длинное платье с вышивкой, столетие как вышедшее из моды. Лоб высокий и чистый, темные волосы зачесаны назад, разделены на несколько прядей. Трудно сказать, закрыты глаза или женщина просто чуть опустила веки, глядя вниз, на веер. Казалось, вся она чуть подрагивает, колышется, словно мираж.
