Не было плюсом в глазах Аллаха и то, что он пил харам. Правда, он пил его совсем немного, и только под крышей, следовательно, Аллах не видит. Харам он пил, покупая его у пиратов, и говорил себе, что шариат запрещает опьяняющие напитки из плодов винограда – а джинн и водка сделаны точно не из плодов винограда. Значит, и греха никакого нет.
Наверное, Аллах не одобрил бы и то, что он давал деньги в рост. Мухсаиль – был обычным для этих мест портовым городком, прибежищем рыбаков, купцов и контрабандистов. Прибрежная полоса – была еще и единственной землей провинции, которую с грехом пополам контролировало правительство. Деньги – ему поступали от его сына, а он – пускал их в рост, одалживая купцам. Ведь торговые операции – приносили немалую прибыль, с гор – спускались горцы, купить необходимое и продать, что у них было – купцы могли и поделиться наваром с муллой. Тем более, это наверное, угодное Аллаху дело, как Вы считаете?
Вряд ли Аллаху бы понравилось и то, что он наживался на поставках продуктов в горные лагеря подготовки, контролируемые британцами. Правда, сам мулла называл это «джихадом имуществом» и, важно тряся бородой, заявлял, что он болен, чтобы идти на джихад меча – но вот, он совершает джихад имуществом. Обычно – он брал с купцов навар не деньгами, а товарами, продуктами питания, которые отправлял в горы с доверенными людьми. Продукты он, конечно же, брал по себестоимости – а как иначе – и получалось, что он наваривался дважды.
Надо сказать, что и мечеть он отстроил – просто великолепную. И дом к ней – он пристроил не меньший.
Любой другой человек, ведя такую жизнь – несомненно, боялся бы пуще смерти – попасть на Суд, где будут взвешены его деяния, добрые и злые, где ему придется идти над пропастью по мосту, шириной с лезвие меча, а на плечах у него будут все его многочисленные прегрешения. Но мулла – совершенно не боялся этого. Он был уверен в себе и в своем сыне. И в Аллахе – он тоже был уверен.
Его сын – был известным на весь полуостров джихадистом, выходцем из британских лагерей подготовки, карой муртадов и мунафиков, бичом неверных. Это он – меньше чем полгода назад, появился из пустыни подобно вихрю вместе с пятью сотнями муджахедов и спалил русские прииски, только что открытые вместе с русистами и теми, кто пошел им в услужение. Сказано – а те, кт берет себе друзей из неверных, тот и сам из них! Эта акция – сделала его известным во всем регионе, и даже сам бригадный генерал Глэбб по прозвищу Глэбб-паша жал ему прилюдно руку. Но ничего в этом мире не вечно, и рано или поздно – его сын примет шахаду, станет шахидом на пути Аллаха и предстанет перед Всевышним, чтобы дать отчет в своих поступках. А разве не сказано, что шахиду будет даровано заступничество за семьдесят своих родственников? Вот потому – мулла и не боялся гнева Аллаха, он был уверен, что окажется в числе тех семидесяти, за которых попросит сын. И был уверен в том, что Аллах Всевышний, всепрощающий – не откажет в милости столь великому воину, воевавшему за него
Короче говоря – мулла Акиф совсем не страшился Огня. А напрасно. Потому что испытать гнев Аллаха – ему суждено было очень и очень скоро.
Прямо сейчас.
Не так давно – мулла начал еще одно богобоязненное дело, богоугодное дело, в отношении которого не должно было быть ни тени сомнений. В городе – а это был небольшой город – было немало детей, которые потеряли родителей, остались без попечения своего рода – племени – в портовом городе родоплеменные отношения ослабевали, терялись, здесь все-таки был перекресток миров. Были и беспризорники, случалось, что горцы продавали одного из своих детей, чтобы поднять остальных. Не так давно – мулла призвал всех в пятничной проповеди после намаза – вести этих детей к нему. Он заявил, что заботиться о таких детях угодно Аллаху, и кто, если не он, позаботится о таких детях.
Кто-то в городе даже устыдился и сам начал заботиться о брошенных детях – чему мулла был явно не рад. Но и на его долю хватало…
В этот день – он совершил утренний намаз наскоро, почти не вникая в суть выпеваемых им ракаатов – на сам намаз он давно не призывал, потому что англизы подарили ему такую чудесную штуку как магнитофон, которая поет нужные азаны сама – кто из местных догадается, что это поет не мулла, а магнитофон, если во всем городе магнитофонов – раз два и обчелся, электричества то нет. После чего – он надел крепкие горные ботинки, как всегда одевал, когда надо было идти в дорогу, и оседлал коня. Конь у него был так сказать не очень – совсем не арабский скакун, подобный тому, который был у Пророка – у муллы конь скорее был похож на пони, на гибрид пони и тяжеловоза, крепкая и приспособленная к горам лошаденка, способная нести и человека и груз не хуже осла или мула. С собой он не взял ничего, кроме переметной сумы, в которой не было никакого оружия…
Принимая приветствия правоверных и приветствуя их сам – он выкатился на улицу, лошадка – неторопливо зацокала копытами по улице, ведущей на выезд из города. Машин здесь было совсем немного, и почти все они принадлежали англизам, англичанам. Так – люди ездили на ослах, мулах, лошадях или просто ходили пешком. Как раз – с караваном мулов он и разминулся, его вел Васат-эфенди, здоровенный, наголо бритый купец, один из немногих купцов, чьи корни в горах. Они прохладно раскланялись – Васат хоть и был правоверным, как все горцы – но скаредничал с закятом и не усердствовал в молитве. Среди купцов – тоже были люди всякие: кто-то скаредчничал, кто-то – наоборот усердствовал в расплате с муллой Акифом. Последние знали, что если платить Акифу – то это снижает риск того, что караван будет разграблен. Потому что…
Впрочем, это не имеет значения. На Востоке главное не уметь говорить – на Востоке главное уметь молчать…
Дальше – дорога раздваивалась, одна шла к побережью, другая – к горам. Мулла не поехал ни туда, ни туда – он поехал прямо, чтобы добраться через пару сотен метров до большого по местным меркам комплекса зданий, огороженных забором. Раньше – тут было что-то вроде постоялого двора, но хозяина его убили и дело зачахло. Мулла выкупил это место и привел его в порядок: ему нужно было это здание для своих, далеко идущих целей. Он регулярно проверял его – чтобы быть уверенным в том, что все идет как надо.
Место это – было обнесено глиняным забором (дувалом), который состоял из глины, местного раствора на основе навоза и булыжников, которые положили для крепости забора. Наверху – прямо в дувале было вмуровано битое стекло – необычное для этих мест и этих лет решение, стеклянная тара здесь была не слишком-то распространена. Внутри, невидимый с улицы, находился часовой, у которого был автомат. Впрочем, мулла не слишком-то беспокоился о возможном побеге или неповиновении со стороны обитателей этого центра: в отличие от англичан, он знал о том, что идеи и идеология, тем более с религиозным подтекстом – сильнее стали. Но англичане, которые и дали деньги на этот центр – настояли именно на таких мерах безопасности…
