В общем, в отличие от апостола Фомы суздальцы сразу же уверовали в отступничество великого князя. Харлампию едва удалось удержать разбушевавшуюся толпу от немедленного разгрома княжьего дворца с тем, чтобы направить её энергию в нужное русло.
– Не камням надлежит держать ответ, но злонравному негодному владыке! – провозгласил он, от волнения мешая церковный язык с нормальным русским. – Одумайтесь, люде, исполните суд праведный над аспидом Андреем и иже с ним! Не расточайте сил попусту, люде-е-е!.. Покарайте слуг диаволовых!.. Анафема христопродавцам!
Увещевания Харлампия наконец возымели действие. Вече дружно постановило: надлежит отстоять Божью веру и свободу земли Русской всем миром! Архиепископ одобрил решение народа и немедленно благословил всех на борьбу с супостатами. Более того, призвал ополчиться на христопродавцев не только мирян, но также монахов, поставив им в пример послушника Илью.
– Всяк бери дреколье и загоняй антихристов, аки зверей лютых! – гремел над площадью ораторский голос Харлампия, натренированный на многочисленных проповедях. – Кто не враг супостатам земли Русской, тот враг Господу нашему Иисусу! Идите же и будьте благословенны во имя Отца и Сына и Святаго Духа, аминь!
первым делом мятежники решили наведаться в стольный град Владимир, дабы скликать вече и там. Если же Андрей до сих пор прохлаждается в Боголюбове – податься в Боголюбов. Пока суздальцы вооружались и седлали коней, угличане наскоро перекусили, напоили лошадей, и не больше чем через полчаса по владимирскому тракту уже неслось не менее трёхсот всадников. Остальные ехали или шли следом.
Однако на полдороге всё тот же Яцко сообразил, что в Суздале могли быть и сочувствующие богоотступнику-князю, и даже его соглядатаи. За всеми не уследишь, каждого не проверишь, и пока поборники веры будут поднимать владимирцев, сторонники великого князя успеют предупредить его о грозящей опасности. Поэтому головной отряд разделился. Человек сто продолжали следовать во Владимир, среди них были и главные обвинители – ловчий Никита и послушник Илья. Остальные же во главе с Яцком должны были окружить Боголюбовский замок и перерезать все идущие от него дороги, «чтоб и мышь не проскочила». Ну а когда из столицы прибудет подкрепление, князю из Боголюбова не вырваться. Если же Андрей всё-таки уехал во Владимир, Никита надеялся, что в городе найдётся достаточное число недовольных. На том и порешили.
Князя в столице не оказалось. Известие о заговоре антихристов мигом облетело город и возымело на владимирцев должное действие: отсюда в Боголюбов отправилось примерно втрое больше людей, чем из Суздали. Никита поторапливал их: скорее! дело близится к вечеру, не ровён час, солнце сядет. Где тогда искать князя?
По прибытии же в Боголюбов выяснилось, что Андрея действительно предупредили. Ворота замка были надёжно заперты, а гридни приготовились защищать своего господина до последнего вздоха. И никакие уговоры, никакие угрозы на них не действовали! На чём свет стоит кляня упрямство этих глупцов, мятежники принялись разрабатывать план штурма. Откладывать взятие крепости до утра они не собирались, опасаясь, как бы Андрей не выскользнул оттуда под покровом ночи.
На приготовления к штурму ушло около часа. Как вдруг выяснилось, что возмездие уже свершилось! Оказывается, Андрей, в сопровождении всего трёх слуг, давно покинул Боголюбовский замок, чтобы переправившись через Нерль, бежать в Кострому или ещё дальше на северо-восток, во Владимирский Галич. Гридням же велено было вести себя так, будто их повелитель по-прежнему находится в крепости.
И он таки удрал бы в Кострому, если бы не предусмотрительность Яцка. Теперь же гонец звал с собой Илью и кого-нибудь из владимирцев, дабы удостовериться, что в ловушку попался именно Андрей. Ясное дело, штурм был отложен. Вместе с Ильёй за реку отправился владимирский боярин Глеб, недавно осуждённый Андреем на изгнание из столицы, ибо князь никак не мог простить ему памятного разговора в Новгороде. К месту схватки прибыли уже ночью. Тела троих погибших лежали на обочине лесной тропинки, рядом под присмотром вооружённых угличан сидел раненый в плечо княжеский слуга.
– Он, собака, – сказал Глеб, склоняясь над утыканным стрелами трупом и поднося факел поближе к лицу мертвеца. – Без сомнения, он.
Илья не проронил ни слова. Он лишь кивнул, узнав в покойнике человека, над которым посланец «святейшего отца» совершил богомерзкий обряд. Раненый слуга застонал от досады.
К Боголюбову вернулись уже перед первыми петухами. Разумеется, осада была снята, поскольку мятежники не имели к княжеским гридням никаких претензий.
– Выходите, не бойтесь. И если вы оступились вслед за вашим господином, чистосердечно покайтесь. Господь да простит вас через архиепископа Харлампия! – крикнули они на прощанье.
Замок ответил гробовым молчанием.
Наутро перед княжеским дворцом во Владимире уже возвышался столб с поперечной перекладиной и здоровенным мясницким крюком на конце. На крюке висело зацепленное под ребро тело богомерзкого сатаниста Андрея Ярославовича, и каждый прохожий мог вволю пялиться на него, удивляясь неожиданным поворотам судьбы, по воле которой люди запросто перемещаются с княжеского престола на позорный столб. Но если князь-отравитель нашёл свой безвременный и бесславный конец, то, к сожалению, посланцы «святейшего отца» скрылись в неизвестном направлении.
– В воздухе растаяли, дьявольские отродья, – шутили русичи, чтобы скрыть досаду.
Зато на Радоницу были пойманы дьяконы церквей Покрова на Нерли и Богородицкой, а также протоиерей Калистрат. Всех троих священнослужителей, продавшихся сатане вместе с нечестивым князем, опознал Илья, и все три отступника как лица духовного звания были отданы в распоряжение Харлампия, который намеревался учинить над ними церковный суд. Они не отрицали причастность к планам Андрея, хотя и виновными себя не считали.
И кстати, протоиерей Калистрат начисто отрицал участие в заговоре углицкого князя! Это известие, упрямо подтверждённое несколько раз подряд и другими священнослужителями, поставило взбунтовавшихся угличан в тупик. Выходит, они в самом деле ошиблись и утопили Владимира Константиновича ни за что. Слава Богу, хоть княгиню с детками-сиротами не тронули!
Наибольшее впечатление эта новость произвела на послушника Илью. Всего за несколько часов он побледнел, осунулся и сгорбился, ходил как в воду опущенный, а затем наскоро простившись с ловчим Никитой и остальными мятежниками, радовавшимися успеху богоугодного дела, отправился в Антониев монастырь.
