Ознакомительная версия.
Лицо геолога покрылось испариной, я явственно слышал скрежет зубов. Пальцы пауками вцепились в грязные волосы, с багрового лица на меня смотрели глаза безумца. Но в них не было страха, только боль и злоба. Мне захотелось завопить, зарыдать от жалости к товарищу.
— Зачем ты это делаешь? — заорал я светящемуся существу.
— Ты должен сделать выбор. Остаться или нет, — свист и шелест звучали почти ласково. — Я вынужден задержать тебя. Я хочу жить.
— Остаться?! — я поднялся на ноги, бросил полный сострадания взгляд на раскачивающегося бородача, сделал шаг к Душе. — А что со мной станет, если я останусь?
— Как человек ты умрешь, — раздался бесстрастный ответ.
У меня перехватило дыхание, в груди заломило от часто застучавшего сердца. Шатнуло в сторону, по спине пробежал холодок.
— Как умру? Совсем?
Проклятое существо молчало. Считает, что уже ответило?
— Я не хочу умирать… — прошептал я, хватая ртом воздух.
Вертолет вылетел неожиданно, шустрой стрекозой выпорхнул из-за горы. Темный, с хищным силуэтом, с басовитым голосом. Серьезная машина, видимо военные прилетели на сигнал Олега.
Внутри все задрожало. Вот оно, спасение! Мне захотелось запрыгать, замахать руками, но я подавил в себе зыбкое ликование, с опаской посмотрел на застывшее существо.
Душа не выглядела взволнованной или озадаченной. Черно-белый человек даже не поднял голову к небу.
Я с замиранием сердца провожал взглядом винтокрылую машину. Вертолет приблизился, я сумел разглядеть даже цифры на борту. Блеснули стекла иллюминаторов, когда машина развернулась в нескольких метрах от нас. Но пилот не спешил заходить на посадку.
Какого черта? Я посмотрел на Душу с вызовом, вскинул руки над головой и, что есть сил, замахал, привлекая внимание спасателей.
Светящееся существо лишь повернуло голову в сторону вертолета. Чуть подалось на встречу.
Кажущуюся несокрушимой машину качнуло из стороны в стороны, нос задрался, вертолет потащило назад. Двигатель надсадно заревел, пилот попытался выровнять свое детище. Но вертолет лишь кренился с борта на борт, он словно попал в ловушку, которая держала его на месте, не давала сдвинуться с места.
Душа вновь повернулся ко мне.
— Делай выбор.
Отчаянию моему не было предела. Я взвыл, в ярости схватил булыжник и бросил в сторону невозмутимого существа. Камень в последний момент отклонился с траектории и упал рядом.
За спиной захрипел геолог:
— Стее… па… нов!
Я метался на небольшом пятачке между Олегом и Душой. Если бы я знал, что могу убить сияющую тварь руками, я бы сделал это. Но я ведь не смогу!
Карчевский, Степанов, шофер Илья. Живые, теплые, каждый был рядом, каждый помог дойти мне сюда. Сумасшедший Ян Юдин, который решил вмешаться в ход событий, и тот принял участие в моем спасении. Но что теперь я могу сделать для них? Что я, израненный, немощный, могу сделать?
— Забери меня! — заорал я, зажмурившись.
— Ты должен пойти сам, — донесся ответ.
Позади хрипел мой товарищ, над головой попавшим в паутину шмелем гудел вертолет. А я раскрыл глаза, в которые хлынул исходящий от Души свет, заорал до ломоты в челюсти. Я рванул на груди остатки одежды, ударил себя в грудь кулаками, разгоняя и без того готовое выпрыгнуть сердце. Я сорвался с места, побежал в сторону города, не чувствуя боли в ногах. Я бежал, и встречный ветер сбивал слезы с моих щек. Я падал, разбивая колени, вставал и бежал вперед, рыдая в голос.
Кончился лагерь военных, я выбежал на покрытую трещинами и выбоинами дорогу, ведущую вниз. Ледяной ветер резанул щеки, у меня перехватило дыхание.
Вперед! Вперед! Пропади оно пропадом! Я не могу так! Вперед и вниз! Чтобы оставили в покое! Чтобы не страдали другие!
Сквозь застилающую глаза влагу я увидел кромку обрыва, зияющую черноту впереди.
Туда! Вперед и вниз! Птицей, солдатиком, живым болидом, да как выйдет, черт побери! От всего, от выбора, от страха!
Пропасть приближалась. Мое дыхание, вырывающееся из горла, походило на паровозный ход. Я дышал. Я жил последние моменты! Я, такой теплый и живой! Без себя я не представляю этот мир!
Я упал в нескольких шагах от края дороги. В нескольких шагах от многометровой бездны, в которой колыхалась чернота, словно кошмарный бульон в старом котле. Не выдержали ноги, споткнулся, организм не захотел умирать — я не знаю, что остановило меня.
Я, всхлипывая и подвывая, утирая слезы грязным рукавом, подполз к краю, заглянул вниз. Еще теплилась мысль о незавершенном прыжке, но я лишь уставился расширенными глазами вдоль бугристой стены, которая утопала в клубящемся серо-черном тумане, таком густом, что невозможно было рассмотреть город.
Я чуть было не прыгнул туда. В порыве ярости, паники, ужаса, но я чуть было не полетел поломанной куклой вниз, захлебываясь криком.
Как же жить без меня? Как же мир без меня? Я вот он, сколько лет жил, живу. Был разным, но большей частью хорошим. Вот эти руки с содранными ногтями, я ими так много всего делал. Вот голова, ноги, тело. Это же все мое, живое! Если я умру, то что будет со всем этим? И что будет со мной, именно со мной, с Игорем Ермаковым? Меня не станет? А как это — меня не станет? Это как?
Я закусил губу со всей силы, прокусил ее, но не обратил внимания. Как можно быстрее отполз от края, пятясь. По заголившемуся животу словно ножом прошлись холодные камни горы, но я был рад ощущать их. Потому что я был живой, а живые чувствуют. Я не хочу умирать. Я! Хочу! Жить!
— Я хочу жить! — заорал я, вскидывая голову вверх и тут же падая лицом на сложенные руки. — Я не могу остаться.
И свистящий шепот из ниоткуда:
— Я хочу жить. Я умираю медленно. У тебя есть время передумать.
Вертолет подпрыгнул на месте, чуть наклонился вперед и легко взмыл вверх. Меня вжало в кресло, но это было приятно.
Внутри железной машины пахло медикаментами и керосином. Под потолком мерцала бледная лампочка, она плохо освещала пассажирский отсек, оставляя черноту по углам.
Через проход от меня, скрипя пружинами старого кресла, сидел Карчевский. Он склонился над лежащим на закрепленных носилках Стеапновым, о чем то говорил ему вполголоса и время от времени поправлял синее солдатское одеяло. Старый диспетчер так и не пришел в себя, над его головой болталась пластиковый пузырь капельницы.
Я повернулся в сторону иллюминатора, возле которого сидел, по пути мазнув взглядом троих сидящих в полумраке спасателей. Лица их были угрюмыми и задумчивыми, они даже не переговаривались друг с другом. У одного в руках я разглядел автомат.
Я поежился, устраиваясь удобнее в кресле, прислонился лбом к толстому стеклу. Глаза сами собой начали закрываться, я не мешал нахлынувшему сну. Запоздало подумал, что зря не спросил у спасателей одеяла для себя. Но у меня всегда сложно получалось находить общий язык с военными. А спустя минуту это стало не важным.
Ознакомительная версия.
