- Клянусь богами, - прошептал Арамсет. - Это его брат, но подстроено так, чтобы мы подумали иначе.
- Некопта убил его, а сам теперь свободно передвигается но дворцу.
- Отец мой!
Царевич метнулся к двери. Стражи-хетты бросили на меня смятенный взгляд, но я приказал им следовать за Арамсетом. Он прав, его первая обязанность - защитить отца. Некопта, выдавая себя за своего брата-близнеца, мог пойти в любое место. Впрочем, едва ли он намеревался причинить царю вред, но все же Арамсет должен был отправиться к отцу.
Я согнулся над мертвым телом бедного Гетепамона и через несколько мгновений вдруг понял, куда Некопта нанесет свой следующий удар. Я вскочил на ноги и бросился в покои Елены.
45
Я разгадал жестокий замысел великого жреца. Он стремился разрушить союз между ахейцами и египтянами, показать, что царевич Арамсет привел варваров в столицу и из-за своей глупости вовлек город в беду.
"Кто знает, - думал я, спеша в покои Елены, - быть может, он сумеет заставить Менелая убить царевича?"
А захватив Елену, он получит власть над Менелаем - это ясно. Но даже если жрец и не стремится избавиться от царевича, он может просто разъярить Менелая, и тот наделает дел во дворце. Тогда пропадет новообретенное влияние Арамсета на отца, а Некопта возвратится к власти и скажет: ну я же вам говорил.
Миновав ошеломленную стражу, я бросился вперед, так как отлично помнил расположение комнат дворца; возле двери Елены охраны не оказалось, она была слегка приотворена. Я распахнул ее.
На полу лежал Неферту, из спины его торчала усеянная драгоценностями рукоять кинжала. Я бросился к нему, еще живому, но жить ему оставалось недолго.
- Я думал... Верховный жрец Амона...
Глаза Неферту остекленели. Ярко-красная кровь текла изо рта.
- Елена? - спросил я. - Куда он увел Елену?
- В нижний мир, на встречу с Осирисом... - Неферту едва шептал. Я знал, как больно ему. Он старался вдохнуть, но легкие были полны крови, и дыхание не приносило ничего, кроме мук.
У меня не было времени проявлять мягкость. Он умирал на моих руках.
- Куда Некопта взял Елену?
- Осирис... Осирис...
Я встряхнул умирающего старика.
- Взгляни на меня! - крикнул я. - Перед тобой Осирис.
Глаза его расширились. Он потянулся к моему лицу слабеющей рукой:
- Господин мой Осирис...
- Куда лживый Некопта повел чужеземную царицу? - потребовал я ответа.
- В твой храм... В Абту.
Больше мне ничего и не нужно было знать. Я опустил седую голову Неферту на раскрашенные плитки пола.
- Ты хорошо поступил, смертный, теперь покойся с миром.
Он улыбнулся, вздохнул и навеки прекратил дышать. Итак, мой путь лежал в храм Осириса, в Абту.
Я отправился к царевичу Арамсету и рассказал ему, что случилось.
- Я не могу сейчас оставить дворец, Орион, - ответил он. - Повсюду могут оказаться лазутчики и убийцы, подосланные Некопта. Я должен оставаться здесь, возле отца.
Я согласился:
- Только скажи мне, где находится Абту, и предоставь средство туда добраться.
Абту оказался в двух днях езды на колеснице к северу от столицы.
- Я могу приказать, чтобы твоих лошадей меняли через каждые десять миль, - сказал царевич и предложил мне взять с собой Лукку и его воинов.
- Нет, теперь они охраняют только тебя. Не лишай их этого. А мне хватит колесничего и подсменных лошадей.
- Некопта будет в Абте не один, - предостерег меня Арамсет.
- Да, - согласился я. - Там буду и я.
И прежде чем встало солнце, я поднялся в военную колесницу, легкую и прочную, и встал возле загорелого египтянина. Тот щелкнул кнутом и погнал четырех могучих коней по царской дороге на север. При мне не было ничего, кроме железного меча, принадлежавшего Лукке; его на прощание подарил мне сам начальник хеттов. Да еще верный спутник - кинжал, который даже оставил след на моем правом бедре.
Мы отчаянно мчались по дороге, вздымая клубы пыли. Кони грохотали по утоптанной земле, колесничий ворчал и пыхтел, едва сдерживая четверку.
Мы останавливались на станциях царской почты только для того, чтобы поменять лошадей, чуть перекусить и хлебнуть освежающего вина. К утру следующего дня колесничий выдохся. Он едва сумел сойти с колесницы, когда мы остановились на половине пути. Я оставил его на станции, он все время умолял, чтобы я взял его с собой, говорил, что царевич запорет его до смерти, если узнает, что он бросил меня. Но я давно приглядывался к нему и теперь знал, как править лошадьми. Теперь я взял поводья в собственные руки. Однако усталость успела подкосить и мое тело.
Впрочем, я постоянно глушил ее предупреждающие сигналы, добавляя кислорода в собственную кровь, и гнал не останавливаясь четверку свежих коней.
Река осталась слева, я миновал множество лодок, спускавшихся вниз по течению Нила. Однако в интересах дела требовалось не медлить, и я прищелкнул кнутом, чтобы кони крепче налегли на упряжь. На повороте я оглянулся назад. Тоненький след пыли вился на дороге вдали у самого горизонта. Кто-то торопился за мной следом? Неужели царевич послал войско, чтобы помочь мне? Или это Менелай мчится, чтобы спасти жену? Тогда он поможет. А потом я вдруг подумал: что, если это кто-нибудь из прихвостней Некопта мчится ему на помощь?
Уже садилось солнце, когда я вихрем промчался через деревушку, застроенную невысокими домами, распугав редких прохожих и детей, оказавшихся на главной дороге. Последняя миля пути пролегла среди изысканных садов, где рядами высились деревья и темнели восхитительные пруды. Храм Осириса вырастал впереди над отлогим откосом, опускавшимся к реке. У причала качалась на волнах единственная лодка.
С полдюжины стражей в бронзовых панцирях стояли у главных ворот храма, когда я остановил лошадей и спрыгнул с колесницы.
- Кто ты и что тебе здесь надо? - потребовал ответа предводитель.
Я приготовился к драке, но легче и проще было бы избежать ее.
- На колени, смертные! - рявкнул я громовым голосом. - Я Осирис, и это мой храм.
Они посмотрели на меня и расхохотались. Я понял, что с ног до головы покрыт дорожной пылью и едва ли похож на светлого бога.
- Врешь - ты один из тех иноземцев, которые, по словам моего господина Некопта, собираются осквернить священный храм, - сказал начальник охраны.
Он извлек меч, остальные начали окружать меня:
- Ты заслуживаешь смерти уже только за одно богохульство!
Я глубоко вздохнул. Шестеро жилистых невысоких египтян, загорелых и темноглазых, защищенных панцирями, с коническими бронзовыми шлемами на головах, держали мечи наготове.
- Осирис умирает каждый год, - произнес я, - и каждый день, когда садится солнце. Мне не впервой встречаться со смертью. Но ни разу не принимал я ее от рук смертных.
