Сергей Павлов - Избранные произведения

Издалека на крыльях неведомой мелодии прилетел голос. Женский голос. Кристально чистый, как поцелуй звезд, он окликнул меня и поманил за собою к сверкающим вершинам гор. Я останавливаюсь и слушаю, один на синей дороге. Вокруг ветер и горы. И голос. Мне не догнать его, ведь у меня нет таких крыльев…

А голос поет. Прозрачный и радостный, он с легкостью взлетает в недосягаемую высь, парит над мелодией, наслаждаясь свободой полета. Он будто приближается к границе полной невесомости, и я боюсь: вдруг он уплывет за эту грань, исчезнет навсегда. Голос, словно угадывая мою боязнь, возвращается обратно и долго блуждает в разливах тающих аккордов. Потом он постепенно набирает волнующую силу, наполняя мир теплом, любовью и нежностью…

Пение обрывается. Я стою и продолжаю вслушиваться, не в силах преодолеть оцепенение. Но я уже не тот, что прежде, — пожалуй, я стал лучше. Лучше и чище, богаче. Словно мой разум обрел небывалую силу, и я стал видеть далеко и во все стороны сразу.

На голубой дороге маячит пятнышко. Пятнышко растет, приближаясь, раздваивается. Одно из них совсем маленькое. Я прикрываю ладонью глаза — пусть отдохнут.

Отняв руку, вижу перед собой… девушку. Большие, слегка удлиненные глаза, синие с золотистыми искорками — океан в погожий солнечный день; темные брови, ресницы, густые и длинные, волна ослепительно-белых волос… На обнаженных плечах — ожерелье из голубых звезд.

— Здравствуй… — говорит она, и я ее понимаю.

— Здравствуй…

Я снова прикрываю веки. Мираж? Видение?

Нет, она не исчезла. Она по-прежнему стоит передо мной и с интересом меня разглядывает. На ней легкое светлое платье из какой-то пенящейся ткани. К ее ногам робко прижалась маленькая белая лань.

— Кто ты, путник?

Она говорит не так, как говорят люди, но почему я понимаю ее?

— Я — сын Земли. Ищу своих друзей.

— Мы с Лимой — твои друзья. Но ты искал не нас?

— Нет.

— Кто такие те, кого ты ищешь?

— Мои товарищи… Люди.

Вокруг нее медленно кружит серебристо-матовый шарик.

— Я не такая, как люди?

Я вижу, с каким волнением она ожидает ответа. Голубые звезды издают тонкий тающий звон. Это похоже на озвученное мерцание льдинок…

— Не знаю… — наконец отвечаю я. Чувствую свою неловкость. — Это ты пела? Твой голос много рассказал мне о тебе.

Синие глаза погрустнели. Странные, неземные глаза — сплошная радужка…

— Я хочу быть такой же, как люди.

Матовый шарик дрогнул, покрылся блестками и описал замысловатую кривую.

— Как зовут тебя, незнакомка?

Она произнесла что-то, очень похоже на земное имя Майя.

— Майя — это значит Мечта. Ты красивая, Майя. Когда-нибудь люди станут такими, как ты…

— Спасибо тебе, сын Земли.

Четыре тороида плавно вращаются над нашими головами.

— Как называется мир, в котором мы находимся, Майя? Она ответила, мне послышалось: «гелиана».

— Гелиана?.. В этом слове есть знакомый мне слог.

— Я знаю. Миолмы общения правильно переводят мои слова. — Она показала рукой на торы.

Понятно: миолмы общения просто-напросто внушают мне смысл слов, сказанных на незнакомом языке. Я с уважением смотрю на торы, тяну к ним руку. Кольца, вздрагивая, отплывают.

— Они недоступны осязанию, — говорит Майя. — Миолмы никогда не позволят коснуться себя — это опасно.

Мне как-то не по себе.

— А эти горы, этот снег тоже недоступны осязанию?

— Снег?.. — На лице Майи любопытство и озабоченность. — Ты видишь то, что хотел увидеть. Я даже не знаю, что видят твои глаза. Должно быть, что-то прекрасное…

Вот как!.. Неуверенно протягиваю руку, чтобы коснуться ее. Но не коснулся. Мне страшно встретить пустоту. Девушка понимающе улыбается и берет меня за руку. Если бы она знала, как мне приятно гладить ее маленькую, теплую ладонь!..

— Я дам тебе другое зрение, и ты увидишь мой мир, — говорит она.

Матовый шарик делится на два поменьше. Один из них покидает свою орбиту и кружится возле меня. Сначала это кружение казалось назойливым, но скоро я перестаю замечать его.

Синева дневного неба быстро тускнеет. С горных вершин сползают снега, обнажаются острые грани. Не горы, а какие-то правильные пирамиды. Над горизонтом вспыхивает красное полукружье.

— Ты начинаешь видеть мой мир, — как бы издалека доносится голос Майи.

Все окружающее постепенно меняет цветовые тона: фиолетовые, голубые, зеленые меркнут; оранжевые, красные разгораются. На гранях пирамид ползут отражения ломаных дуг. Дорога теряет свою голубую прозрачность, приобретает ярко-малиновый цвет и расползается множеством плоских фигур.

Я стою и растерянно озираюсь вокруг, ошеломленный внезапностью появления каких-то больших предметов, похожих на пурпурные орхидеи. Надо мной нависли колокола прозрачных лилий. Их серповидные стеклянные лепестки отражают мириады огней. На длинных стебельках раскачиваются причудливые чаши, наполненные бледно-лиловым сиянием. Очень трудно остановить свой взгляд на чем-то одном! Все кругом в беспрестанном движении, неуловимым образом приобретает новые формы, цвет и размеры. Лишь только ярко-красные торы по-прежнему вращаются парами. Они, словно играя, обмениваются туманными сгустками, и в этой игре определенно есть какая-то закономерность…

— Тебе здесь нравится? — слышу я голос Майи.

Оглядываюсь… и не узнаю ее. Волосы уже не белые, а красноватые, с медным отливом. Глаза источают яркую, пронзительную синеву, и мне чудится, что, если она их прикроет ресницами, все вокруг должно потускнеть и угаснуть; пылающая чешуя ее платья резко оттеняет матовую гладь обнаженных рук и плеч, звезды сияют рубинами. Она кажется мне выше, чем была. Наверное, из-за того, что изменилась осанка. В каждом ее движении, внешне спокойном и плавном, ощущается сдерживаемый порыв. Но нет^ пламени нельзя приказать: стой, замри! Пламя остается пламенем…

— Да, мне нравится твой чудесный сад.

— Это не сад, это — Гелиана. Я не могу тебе все объяснить так сразу… — задумчиво произносит она.

И я ей поверил.

— Ты одна здесь… в своей Гелиане?

— А Лима? Разве она не со мной?

— Я спрашиваю о тех, кто подобен тебе.

— Да, здесь я одна. Но теперь пришел ты, сын Земли. Я ждала тебя… Долго ждала.

И опять я поверил ей. Чувствую: она знает что-то, касающееся меня, пришельца из другого мира. И я не спрашиваю ни о чем, потому что не знаю, как велико расстояние, отделяющее ее от меня, но смутно догадываюсь, что оно огромно.

— Пойдем. Ты увидишь больше, чем видел.