И только тогда, коснувшись его холодной кожу, почувствовав запах его давно немытого тела, гноя, крови — я осознала… что все было реально. Вокруг не было уже тумана, было ущелье, была зима, был ветер, швырявший снег мне в лицо. Был умирающий от истощения ворон.
Он зашелся в мучительном кашле. Повернул голову, выкашливая сгустки крови. Я придерживала его за плечи. Когда приступ кончился, помогла сесть. Глаза его закрывались, изо рта текла кровь. Он пытался отдышаться после приступа. Обнимая его одной рукой, я вытащила флягу и дала ему воды. Он сделал один глоток, другой — и все. Кэр, я помню, накинулся на воду; этому — после годового изгнания — было уже все равно.
Было так холодно, что пальцы у меня мгновенно побелели. Дыхание застывало и превращалось в пар. Сняв с себя куртку, я накинула ворону на плечи. И совершенно ничего не соображая, я вызвала глайдер.
То, что я натворила, совершенно необъяснимо, и это было бы еще полбеды. Сейчас я понимаю, что могла просто не вернуться оттуда. И потом, могли быть проблемы иного рода, о которых я не смогла бы подумать тогда, даже если способна была бы о чем-то думать. Но я просто не думала, мне было просто очень холодно, и мне казалось, что этот ворон умирает у меня на руках. Я просто связалась с глайдером по личному передатчику — словно такси вызвала. Все равно этот передатчик не на что больше не годиться, сколько лет ношу этот браслет, так толком никогда и не использовала.
Глайдер — самое странное — прилетел. Приземлился с легким шипением. Дорн открыл глаза, посмотрел на него и снова закрыл. У него, видно, не было уже сил удивляться.
— Вы слышите меня?
— Что? — хрипло спросил он.
Он открыл глаза и слизнул кровь с губы.
— Вы сможете встать? — вопрос глупый, конечно, я и так видела, что не сможет. Он не ответил.
Кое-как я перетащила его в глайдер. Подобрала свалившуюся с него куртку. Дорна я усадила между передним сиденьем и пультом управления. Могла бы, наверное, втащить его на кресло, но я уже измучилась. Даже такой худой, он все-таки был для меня слишком тяжелым, ведь он был не мешок с песком, который можно было волочить и кидать как попало. Голова его склонилась на кресло. Я села на место пилота, постоянно посматривая на Дорна. Глаза его были закрыты. Он сидел немного боком, подогнув худые ноги, совсем близко от меня сидел. Куртку я накинула ему на плечи. Лицо его было обращено ко мне, и я не могла свести с него взгляд. Руки мои сами что-то нажимали и переключали на пульте, а я все смотрела на это лицо, изможденное, страшное, жалкое…
Это лицо…. Черты тонкие, правильные, большие миндалевидные глаза, тонкий прямой нос, небольшой рот. Тонкие черты, словно у девушки, но была в его лице какая-то резкость, свойственная лишь очень красивым мужчинам. Я вспомнила Ару Синг. Он был красив когда-то, даже я это видела, и тем ужаснее казалось это лицо.
Мы взлетели. Я перевела глайдер на автопилот и, сложив руки на коленях, сидела и просто смотрела на Дорна. Здесь, в ярко освещенной кабине глайдера он казался еще страшнее. Мне казалось, я не смогу себя заставить еще раз коснуться этого жалкого страшного тела. А потом я подумала: а если бы это был Кэр? Если бы Кэр сидел передо мной — в таком состоянии? Если бы Кэррон умер вот так, в заснеженном ущелье, не имея сил даже двинуться? Говорят, замерзнуть — это самая легкая смерть, даже приятная….
Вокруг за стенами глайдера был туман. А потом он кончился, и глайдер вырвался в ясный солнечный день. Я отключила внутренне освещение. Внизу шумел и переливался Блуждающий лес. После сумрака и серости неожиданно ярким казалось все вокруг: зелень листвы, небо с белыми барашками облаков. Казалось, такой глубины и сини я не видела никогда, не видела еще такой блестящей зелени.
Дорн открыл глаза. Странно, отчего-то я думала, всегда думала, что они с Кэрроном должны быть похожи, что сходство судеб определит и их внешнее сходство. Не тут-то было, и это обстоятельство добавляло мне растерянности, хотя, казалось бы, куда уж больше.
— Вы не здешняя, — сказала вдруг Дорн хрипло, — Вы не с Алатороа.
От неожиданности я вздрогнула.
— Да, — сказала я.
— Можно мне еще воды?
— Да. Конечно.
Я встала и, присев рядом с ним, помогла ему напиться. Мне было неприятно дотрагиваться до него. Он был чужой, может, в этом все дело. Он был чужой. Если бы это был Кэр…. Но страшно даже подумать, что это мог бы быть Кэр.
С волос его и лохмотьев капала грязная вода. Я подумала еще, как это странно, что же это заклятье действует на дождь и не действует на снег? Дорн напился и закрыл глаза, и так, с закрытыми глазами, спросил:
— Мне показалось, или мы действительно взлетели над Полями Времени?
— Да, — сказала я, — вам не показалось.
— А здесь лето…
Я пересела на кресло, убрала флягу. Дорн облизал сухие губы, покосился на меня — один глазом, как Кэр, совсем как Кэр. Спросил хрипло:
— Что происходит?
Я провела руками по волосам. Дорн ждал ответа. Сейчас я думаю: как странно, с самого первого момента я почувствовала в нем — Царя. Дело ведь не во внешности, дело в ощущении, которое он оставляет в окружающих. Он был истощен, грязен, оборван, но монарх чувствовался в нем — с первого взгляда. С Кэрроном было не так. Он ждал ответа, и я неуверенно сказала:
— Я была в Полях Времени и увидела… вас. Просто увидела и… там сначала была какая-то преграда, а потом она исчезла.
— Вы знаете, кто я? — медленно сказал он.
— Да.
— Много… — он запнулся, — времени прошло с тех пор, как я… жил?
— Две с половиной тысячи лет.
Он меланхолично присвистнул.
— Никогда не слышал о таком, — пробормотал он.
Посмотрел мне в глаза. Я отвела взгляд. Что сказать, я не знала. Не знаю, оказала ли я ему услугу, и хорошая ли это услуга. Мне даже казалось, что нет. Что, может быть, лучше было бы ему умереть, чем снова, через две тысячи лет, начинать свой мучительный путь.
— Еще хорошо кончилось, — пробормотал Дорн хрипло, — Могло и хуже быть.
— Что?..
— Энергетическая перестройка идет мягко… кто-то контролирует, наверное…
— О чем вы?
Дорн посмотрел на меня. Его испачканные в крови губы растянулись в слабом подобии улыбки.
— Я привидение, — сказал он и вдруг закашлялся, согнулся, держась одной рукой за кресло. Снова показалась кровь. Когда приступ закончился, Дорн продолжал, пытаясь вытереть кровь и только размазывая ее по подбородку. Я подумала, что это похоже на чахотку, — И я привидение… не мелкое. Планета настраивается под меня….
У меня мелькнула мысль: не преувеличивает ли он свою значимость? Хотя кто знает. А он сидел, обессилевший, и со слипшихся сосульками волос капала вода. И лицо его было так жалко и страшно. Я смотрела на него, а потом закрыла глаза. И вспомнила — Кэр. "Кто-то контролирует…". Сейчас, после гибели магической элиты Альвердена, на планете был только один маг масштабов Дорна.
