Ознакомительная версия.
С восточной веранды открывался прекрасный вид на залив Делмар-Гугу. Утреннее небо переливалось всеми оттенками перламутра. Морская гладь в лучах солнца сияла… Нет, решил Лука Шармаль. Расплавленное золото не годится. Слишком расхожая метафора, к тому же ошибочная по оттенку. Расплавленная платина? По цвету ближе: семьдесят два с половиной процента соответствия. Но платина не звучит. Банкир еще раз мысленно повторил: «Не звучит» – и остался доволен. Странный критерий для словосочетания, которое не произнесли вслух; впрочем, мар Шармаль полагал, что отыскал верные слова. Подходящую метафору для воды, отражающей свет, он найдет в другой раз, а пока его вполне удовлетворило оригинальное «не звучит».
Вслух Лука Шармаль говорил совсем другое. Прогуливаясь по веранде, он вел беседу с внуком. Перед Шармалем плавала голосфера коммуникатора, в которой мелькал Давид: появлялся и исчезал. Это нисколько не мешало молодому человеку общаться с дедом.
– Ну, деда, ты даешь! Это ты круто придумал!
– «Семнадцать чудес Ойкумены».
– То, что доктор прописал! Деда, ты монстр!
Луке нравилось, когда внук называл его дедой вопреки грамматике. Такое было возможно лишь между близкими людьми, а банкир умел ценить подобные моменты. Особенно, когда дело касалось семьи.
– Джес обалдеет! Приват?
– Эксклюзив.
– Ну вообще!..
Приват-тур давал массу преимуществ перед обычным туристическим круизом в составе группы. Но в привате имелся ряд ограничений, эксклюзив же позволял клиенту самому выстраивать график тура, меняя его по первой прихоти. На месте решалось, сколько времени потратить на осмотр достопримечательностей; в гиды шли специалисты высшего класса от доктора археологии до чемпиона сектора по экстрим-альпинизму; варьировалась форма подачи информации об объекте – легенды, байки, беллетризированный рассказ, диссертация, поэма гекзаметром, монография…
Цена эксклюзив-тура шокировала бы кого угодно, но Лука Шармаль не был кем угодно. Это у него, изогнув спину в поклоне, спрашивали: «Что угодно?»
– Джес полетит одна?
Намек был прозрачней, чем сфера, висевшая перед Шармалем.
– Это ведь не ты выиграл турнир.
– Дед, ты шутишь?! Нет, ты правда шутишь? Я тобой горжусь!
Не смущаясь бурным проявлением страстей, Давид искренне восторгался дедом, у которого – Великий Космос! – обнаружилось чувство юмора. В словах Луки Шармаля содержалась одна правда, только правда, и ничего, кроме правды. Любой вехден подтвердил бы это даже под присягой. И тем не менее…
Да, шучу, мысленно согласился банкир.
– Все зависит от Джессики, – сказал он. – Я не знаю ее планов и не стану в них вмешиваться. Если она захочет взять тебя…
Давид расплылся в улыбке:
– Захочет? Да я ее без соли съем, если она не захочет! Я тебе уже говорил, что ты самый лучший дед в Ойкумене? Вот и Голиаф согласен.
Громовое урчание лигра, не поместившегося в сферу, подтвердило: да, Голиаф согласен. Когда мар Шармаль связывался с внуком, он уже определился с подарком для внучки, выигравшей турнир. Но финансист знал: Давиду будет приятно, что дед с ним советуется, пусть даже формально. Мар Шармаль никогда не упускал случая сделать что-нибудь приятное близнецам.
Сквозь голосферу, деловито гудя, пронесся бронзовый жук – и умчался прочь, в заросли дизельмы, благоухающие хвойными ароматами. Сфера мигнула, но вторжение жука тут было ни при чем. Запиликал зуммер: Шармаля вызывали по другой линии.
– Извини, Давид. У меня вызов.
– Дела, – понимающе кивнул внук. – Мне порадовать Джес, или ты сам ей сообщишь?
– Я сам.
– Пока, деда. Вечером мы у тебя, как обещали.
– До вечера, Давид.
Переключив линию, банкир активировал конфидент-режим. Автоматически заработала общая защита, веранду накрыло камуфляжной иллюзией, непроницаемой для сканирования.
– Слушаю.
Сфера сплющилась в плоский экран гиперсвязи. На экране возник боргосец Марио Сонелли, невропаст пассажирского колланта номер два, земляк другого известного Луке невропаста – Лючано Борготты… Боргосцы эмоциональны сверх меры, яростная жестикуляция у них в крови. Марио вдобавок был до крайности возбужден – боргосец, возведенный в куб, он являл собой идеальный контраст внешне бесстрастному гематру.
– Какого черта?! Мы на такое не подписывались!
Лука слушал, не перебивая. Опыт подсказывал: надо дать Марио выговориться, и только потом задавать уточняющие вопросы. Выговаривался Сонелли тринадцать минут двадцать девять секунд. Брызгал слюной, сверкал очами, заламывал руки, рвался выбраться из эмулятора рамки гиперсвязи и ухватить патрона за грудки. К счастью, подобный трюк находился за пределами возможностей техники.
– Твою мать! – взревел он под конец. – Что эта шлюха делает в нашем колланте? В нашем большом теле?!
– Я займусь вашей проблемой, – ответил мар Шармаль. – Вы добрались до Таммуза? Там и оставайтесь. В большое тело не выходить. Я с вами свяжусь.
Он отключился, мельком отметив, что боргосец внаглую заказал видеосвязь по гиперу за счет вызываемого абонента. Сам Шармаль, связываясь через гипер со следующим абонентом, ограничился статичной заставкой – транслировался лишь голос.
– Оставайтесь на Элуле. В большое тело не выходить до особого распоряжения. Да, ни при каких обстоятельствах. Без комментариев.
Третьим на связи был алам Яффе.
– В нашем деле появился новый фактор. Фактор женского пола, – сегодня Лука Шармаль был в ударе. Вторая шутка за полчаса. – Слушайте и не перебивайте.
Это нервное, подумал банкир. Я взволнован.
Контрапункт
Из пьесы Луиса Пераля «Колесницы судьбы»
Капитан Рамирес:
Делай добрые дела,
Будет жизнь к тебе мила –
Лет отмерит, как объедков
Для бродяги со стола!
Кончита:
Ох, прошлась я трын-травой,
Хоть реви, хоть в голос вой…
Может, мне пойти в монашки?
Может, в омут головой?
Федерико:
Суета да маета,
Вот баллада, да не та,
Что на нервах ни рифмую,
Не выходит ни черта!
Маркиз:
(в сторону)
Этот, чтоб его, поэт
Так вульгарен – спасу нет!
Закажи сонет мерзавцу –
Испохабит и сонет!
Хор зрителей:
Ознакомительная версия.
