Дабы Лилечка не скучала, а тем более не впадала в депрессию, Цыпф постоянно развлекал ее рассказами историко-краеведческого характера.
– Видишь эти бобы? – говорил он, разламывая стручок рожкового дерева. – Все они имеют примерно одинаковый вес и называются гранами. В старину с их помощью взвешивали драгоценные камни.
Затем разговор перешел на алмазы, изумруды и сапфиры, которых Лилечка не видела никогда, а Цыпф – только на картинках в книжках.
– Как бы я была рада, если бы ты подарил мне на свадьбу колечко с камешком, – вздыхала она.
– Я бы и рад, да где его взять, – разводил руками Цыпф. – А кроме того, еще неизвестно, принесет ли тебе драгоценный камень счастье. Дон Эстебан, между прочим, когда-то подарил своей жене перстень с бриллиантом, найденным в Голконде. Обошелся он ему чуть ли не в целое состояние. Буквально на следующий день перстень унесла ворона. Вороны вообще охочи до всяких блестящих штучек. Дон Эстебан вместе со всей челядью бросился на ловлю воровки, упал с башни и остался жив лишь потому, что угодил в ров с водой. Но ногу все-таки сломал. Пока его кости срастались, злой сосед разорил поместья дона Эстебана, а жена сбежала с мавританским торговцем. Он свой подарок до сих пор без бранных слов вспоминать не может.
– От хороших мужей жены не сбегают, – парировала Лилечка. – Он, когда ворону ловил, небось пьяным был. Вот и свалился в ров. А мавры вина не пьют и жен своих любят ежедневно, да еще изысканными способами.
– А ты откуда знаешь? – удивился Цыпф.
– Одна кастильская дама на толчке рассказывала. Она в плен к нашим попала, да так и осталась в Отчине.
– Изысканными способами… это как? – осторожно поинтересовался Цыпф, даже о способах обыкновенных имевший весьма приблизительное представление.
– Думаешь, я знаю? – надулась Лилечка. – Неужели в книгах про это не пишут?
– Может, и пишут, но мне такие не попадались…
Наконец влюбленные достигли таких мест, до которых длинные руки аггелов еще не дотянулись. В первой арапской деревушке, которую они навестили, вождь тут же поинтересовался, какую цену Цыпф хочет получить за Лилечку. Узнав, что девушка не продается, он погрустнел и согласился осмотреть другие товары. Когда же выяснилось, что таковые вообще отсутствуют, вождь сразу утратил интерес к гостям.
Примерно такие же сцены происходили и в других населенных пунктах Лимпопо, попадавшихся на пути следования нашей парочки. Цыпфа это весьма раздражало, зато Лилечка, узнавшая свою настоящую цену, порой доходившую до трех сотен коров, возгордилась.
Цыпф, неплохо знавший язык хозяев саванны, без устали расспрашивал всех встречных-поперечных об Анне Петровне Тихоновой, уже немолодой белой женщине, по слухам, ставшей женой одного очень влиятельного вождя. Как правило, ответ был сугубо положительный и дополнялся точным адресом, звучащим примерно так: «Идите отсюда до термитника, возле которого отдыхал мой предок смелый Онджо, сразивший своего двенадцатого льва, а оттуда поворачивайте к холмам, вблизи которых издох от укуса змеи проклятый Нкулу, угнавший однажды весь скот у моего деда доброго Уенде…» И так далее.
Но когда Лилечка и Цыпф, немало поплутав по саванне, находили все же нужную деревушку, их встречала не Анна Петровна, а какая-нибудь Зинка, Танька или Наташка. (Среди местных вождей и колдунов мода на белых женщин была распространена не менее широко, чем в свое время на арапчат у европейской знати.) Земляков всегда встречали радушно, угощали всласть, одаривали подарками и подробно выспрашивали о житье-бытье в родной Отчине, многими уже полузабытой. К сожалению, о Лилечкиной бабушке никто из местных королев слыхом не слыхивал, что, впрочем, было неудивительно – каждая деревушка жила своей обособленной жизнью и с соседями общалась лишь в случае начала большой войны, когда саванну можно было отстоять только общими силами.
Даже праздники в каждой деревушке были свои собственные. Так получилось, что именно на одном таком празднике Лилечка и Цыпф совершенно случайно напали на след Анны Петровны Тихоновой.
Поводом для торжества послужило то обстоятельство, что принадлежащая вождю корова отелилась бычками-близнецами, что считалось великой милостью богов. Как ни спешили Лилечка и Цыпф, но им пришлось задержаться в гостеприимной деревне чуть ли не на трое суток.
Когда все кислое молоко было выпито, все лепешки съедены, а самые выносливые из плясунов рухнули на землю, настала пора усладить слух собравшихся героическими песнями, повествовавшими о деяниях богов и подвигах местных героев: угонах скота, поединках со львами и победоносных походах против белокожих и желтокожих соседей.
Еле живой от недосыпа и переедания, Лева Цыпф, совершенно автоматически прислушивавшийся к завываниям чернокожих акынов, внезапно сообразил, что в очередной балладе речь идет о белой женщине Анаун, по собственной воле покинувшей родную страну и ставшей любимой женой и наперсницей великого вождя Одуго. Далее сюжет развивался по законам драматического жанра. Из-за происков коварного и хитрого деверя Анаун стала вдовой, однако власть над своим народом сохранила, жестоко наказала убийцу и впоследствии дала обет безбрачия.
По словам певца, эта достойная женщина, чьи волосы от горя стали белее лица, умела варить волшебный напиток, вселяющий мужество в сердца воинов, благодаря чему те одержали много славных побед. Напиток сей называется «бормотуха», и тайна его изготовления, кроме самой Анаун, была известна только старшим богам.
Много знатных женихов сватались к светлой умом и обильной телом вдове, но она осталась верна памяти покойного мужа, тем более что никто из претендентов не мог выполнить три предварительных условия: выпить, не отрываясь, кувшин бормотухи, обыграть суженую-ряженую в хитрую игру под названием «шашки», а уж затем три раза подряд ублажить ее женское естество.
Вдоволь поиздевавшись над очередным незадачливым женихом, эта Пенелопа саванны каждый раз сообщала подданным, что свой трон, устланный львиными шкурами, передаст только внучке Лизе, которая вскорости должна явиться из страны белых людей, где нынче правят злые духи, изводящие настоящих героев, а тем более героинь.
Как только Цыпф перевел эту балладу Лилечке, та буквально расцвела и тут же заявила категорическим тоном:
– Ну вот я и явилась! Ты уж, Левушка, теперь разговаривай со мной как с особой благородного происхождения. А я тебе, так и быть, пожалую должность писца при дворе королевы Елизаветы первой.
– А вдруг это совсем не про твою бабушку пели, – засомневался Цыпф. – Да и потом, какая же ты Елизавета…
