– Пусть так. Но его убила она, а не я!
– Она сделала это из-за любви, а ты – из-за никому не нужной Инструкции.
– Я ничего такого не делала, Тони! Ты ошибаешься! Ты бредишь!
– Я не брежу. Ты ничего не делала? Тогда я тоже ничего такого не сделаю.
– Тони, нет! – кричит она изо всех сил, отодвигаясь назад и инстинктивно пытаясь закрыться руками.
– Дерьмо. Вся наша жизнь – дерьмо, – с оттенком торжества произношу я.
Потом я нажимаю кнопку на лучемете.
* * *
Я очень плохо помню последние несколько дней. Помню, что мы с Таней куда-то летели на самолете, она все что-то говорила мне – наверное, пыталась успокоить. Потом мы прилетели – не знаю, куда, и нас окружили прямо в аэропорту и потребовали сдаться. Я хотел обстрелять их всех из лучемета, но он не смог его найти. Все равно я пытался отбиться врукопашную, но они задавили нас своим количеством, тем более что Таня почему-то совсем не помогала мне. Потом помню, как мы прошли через Порт, и в Центре нас повели в разные стороны, и тут я испугался, что могу больше никогда не увидеть ее. Я снова дрался, но движения были вялыми и слабыми, не как всегда. Не помню, чем это закончилось, но, наверное, меня скрутили и увели туда, куда им было надо.
Потом была комната с тусклым освещением, специальное кресло, в котором я полусидел-полулежал, и множество всяких аппаратов вокруг. Я вижу это отрывочными кадрами, но думаю, что в общем находился там достаточно долго. Появлялись разные люди, знакомые и незнакомые, что-то между собой обсуждали, до меня долетали обрывки фраз, в которых я ничего не понимал. Еще я знал, что это плохо – то, что я здесь нахожусь – но не знал, почему. И понимал, что как бы там ни было, все равно ничего сделать я не смогу. Да и не нужно.
Дальше была другая комната, с переливающимися стенами фиолетового цвета. Были голографические картины со странными образами, которые ничего мне не говорили. Были какие-то передачи из галактики – кажется, музыка, и еще военно-стратегические игры, только не помню, в чем заключался их смысл. Часто передо мной мелькала смутно знакомая девушка и говорила, что не о чем беспокоиться и со мной все еще будет в порядке, а я долго пытался понять, что же именно со мной не в порядке. Потом я узнал, что скоро вернусь на родину, и даже вспомнил название планеты Укентра…
Сегодня утром мне сообщили, что ко мне должен зайти координатор земного отдела Организации галактических наблюдателей.
К тому времени, когда компьютер объявил о его приходе, я помнил уже почти все, что случилось несколько дней назад.
Я знал, что координатор – хайламец, поэтому меня очень удивил его внешний вид: невысокий рост, светлые волосы и совсем маленький нос, полная противоположность типовому представителю хайламской расы. Он прошел в комнату и остановился напротив меня. За его спиной из пола выросло кресло, в которое он тут же и опустился, не дожидаясь моего приглашения.
– Я Хей-Виртегор, – представился он, – новый координатор земного Центра.
– Извини меня за любопытство, но ты не похож на хайламца, – не смог я удержаться от вопроса.
– Я родился на Киринте, если это название о чем-то тебе говорит. Вскоре после моего рождения планета стала колонией Хайлама. Родители сразу приняли подданство и решили изменить мое имя, чтобы облегчить мне жизнь в будущем. И они оказались правы.
– А я думал, сюда прислали кого-то из ярых приверженцев Кам-Хейнаки…
– Мое происхождение не мешает мне быть его сторонником, но это не имеет никакого значения. Человеку, который сам родом из колонии, легче понять жителей другой потенциальной колонии, вот чем руководствовалась Организация.
– Да, теперь понимаю.
– Как ты себя чувствуешь, Хейл Кайтлен? – он использует характерное для хайламца обращение, называя меня по имени и фамилии сразу.
– Все в порядке… кажется.
– Мне сказали, что ты уже достаточно пришел в себя, чтобы с тобой можно было поговорить.
– Наверное, так и есть, раз они так сказали.
– Ты знаешь, что тебе предстоит вернуться на Укентру?
– Я что-то слышал об этом. Меня увольняют из Организации?
– Ты сделал очень много, Хейл Кайтлен, но больше ты не сможешь здесь работать. Твоя нервная система этого не выдержит. Ты получишь за работу все, как было сказано в контракте. Плюс двадцать тысяч дополнительно.
– Это очень даже немало.
– Ты это заслужил. За одиннадцать лет ты сделал очень много. А особенно – за последний год. Ты очень помог нам разобраться с предательством, которое произошло внутри Организации.
– Вы так считаете?
– Так и есть. Ты можешь посмотреть отчет о последних днях нашей деятельности и сам в этом убедишься.
– Хорошо, посмотрю. Что с Таней Корень? Где она?
– На Земле. Вероятно, в Минске, у себя дома.
– На Земле? – я удивленно смотрю на координатора. Потом мне приходит в голову мысль: – Вы ее, наверное, хорошо почистили?
– Скажи, почему ты так плохо думаешь о нашей Организации?
– Не знаю. А что, вы поступили по-другому?
– Послушай меня, Хейл Кайтлен. Убийство Тар-Хамонта нельзя поставить ей в вину. У нее действительно была причина, с точки зрения психологии более чем уважительная. Тар-Хамонт, конечно, был ценным агентом, но мы не имели права назначать его учителем другого наблюдателя. Это наша ошибка, Кел Нера не должна за нее отвечать. Кроме того, это убийство стало для нее в своем роде очищением. Сейчас она гораздо более эмоционально устойчива, и Организация вполне может на нее рассчитывать. Что касается Ларрока – лучше было доставить его живым. Но тогда, вполне возможно, мы никогда бы его не получили. Он был очень хитер. Может быть, то, что сделала Кел Нера, было единственным способом.
– Значит, ей все простили? – зачем-то переспрашиваю я, все еще не веря.
– Того, что мы увидели в ее и твоей голове, оказалось для этого достаточно. Мы понимаем, что имеет значение, а что – нет.
– Выходит, если бы я тогда не выстрелил, мы сейчас были бы вместе? На Земле?
– В этом я не уверен.
– Почему, координатор?
– Твоя нервная система была на взводе. Достаточно было мелочи, чтобы спустить курок. Послать к тебе Елену Солнцеву было нашей ошибкой. Она сама на этом настаивала, а я не видел уважительной причины, чтобы ей отказать. Но если бы не это, ты все равно сорвался бы рано или поздно. Слишком много всего накопилось в твоей душе, ты должен был куда-то это выплеснуть.
– Да, наверное, это правда, – подумав, признаю я. – А Лена? Она… умерла? – решаюсь все-таки спросить, но с трудом выговариваю это слово.
– Твой выстрел поразил ее в сердце. Когда наши люди пришли, было слишком поздно. Мы пытались ее спасти, но она потеряла слишком много крови, почти все жизненные функции уже отказали.
