6
Он неподвижно лежал на медведе, почти не дышал… Дождь лил нещадно. Вода стремительно прибывала. Уже почти по пояс. Я снял спящего человека с медвежьей туши. Взял его на руки, словно младенца. И понес в пещеру.
Какой же он легонький и беззащитный! Еле дышит. Совсем плох. Надо ускориться. И я помчался, что было сил, оберегая человека от веток, бьющих в лицо, стараясь не сильно беспокоить слабое существо резкими толчками.
В пещере положил его в пустую палатку, раздел, насухо растер сначала полотенцем, потом специальной спиртовой настойкой. Укрыл несколькими шерстяными одеялами: пусть согреется как следует.
Затем приготовил теплый коктейль из витаминов, стимуляторов и глюкозы. Немного приподняв голову Бонифация, напоил его. Хоть и спящий, он потихоньку выпил все, ни разу не поперхнувшись.
Еще через полчаса дал ему литр теплого молока с медом: в одном из ящиков лежал специальный порошок, вроде детского питания. Я его растворил, потом добавил меда. Бонифаций все выпил, до последней капельки. Так смешно, он спит, но все равно пьет. Словно грудной ребенок.
Я промокнул губы Бонифацию полотенцем и решил больше не беспокоить. Пусть спит, приходит в себя.
Отошел от палатки. Захотел покурить. Встал у входа в пещеру. Вдруг откуда-то вылетела большая и красивая черная бабочка. Видимо, попала под дождь, спряталась снаружи в щелочке и наконец-то добралась до безопасного места.
Бабочка покружила у фонаря, подлетела ко мне, села на пол. Я наклонился, пытаясь рассмотреть нежданную гостью поближе.
Огромные крылья, величиною с ладонь, бархатисто-черные, с ярко-красным узором посередине и темно-синей окаемкой. Бабочка забавно перебирала ножками, шевелила усиками и вальяжно, не торопясь, то поднимала, то опускала шикарные крылья, словно давая мне возможность по-настоящему оценить их изумительную окраску. Я услышал ее голос: «Тепло, тепло, не дождь, не дождь, хорошо, светло…»
И тут молния ударила в дерево, стоявшее перед самой пещерой. От оглушительного треска и ослепительной вспышки я дернулся, не удержал равновесие и упал.
Грязно выругавшись, поднялся. В ушах звенело. В глазах плавали красные пятна. Резкий запах озона действовал на нервы. Да еще и к ладони пристало что-то мокрое и противное…
Это оказалась та самая бабочка. Когда падал, я раздавил ее. Насекомое несколько раз судорожно дернуло крыльями. Потом затихло. Мерзкий крылатый таракан.
Я брезгливо вытер ладонь о каменную стену. Что-то не давало мне покоя.
Я раздраженно обернулся.
Там, в пещере, спал Бонифаций Македонский. Человек, которым я был давным-давно.
Теперь я изменился. У меня иная жизнь. Иные законы. Иной мир.
Зачем я принес в свое логово чужака? Он мне не нужен. Он опасен и непредсказуем.
Это ошибка. Ее нужно срочно исправить.
Фехтовальщик Бонифаций Македонский должен немедля умереть. Обрез, огонь! Молчит. Не подчиняется. Понятно. Я ему уже не нравлюсь.
И тут предплечье взбугрилось, пошла кровь. Я увидел, как из руки, разрывая кожу, резкими толчками наружу пробивается обрез. Схватившись за стволы, я одним движением выдернул его из себя. Боли не было. Кровь престала течь. Рана тут же затянулась. Я швырнул обрез на пол. Отвратно скрежеща, он проехался по каменному полу и уткнулся в чей-то труп. Прощай, тупая железяка. У нас разные пути.
Что ж, перережу глотку Македонского ножом, как тому лосю.
А потом с удовольствием напьюсь человеческой крови. Я подошел к палатке. Достал нож. Отбросил полог. И крадучись залез внутрь.
Жажда и голод. Это первое, что я почувствовал, когда проснулся.
Потом услышал чужое дыхание. И запах. Точнее, смрад.
Нечто еле слышно ползет ко мне. Вот оно уже совсем рядом, стоит руку протянуть. Кроме зловония, от существа несет перегаром и табаком. Еще от него веет смертью.
Существо крайне опасно.
Обрез! В голову твари! Полная мощность. Огонь!
Родное оружие садануло от души, на мгновение осветив тело, летящее в угол ринга. Нокаут.
Обрез! По любой неизвестной живой мишени – беглый огонь! Молчание. Хорошо. Гостей больше нет. Горизонт чист.
Я открыл глаза. Темнота. Присел. Я голый. На мне ворох одеял. Откинув их, встал. Поднял руки. Брезент. Значит, палатка. Раз могу стоять – большая. Наверное, армейского образца. Шагнув назад, уткнулся затылком в брезентовую стену.
И тут, в углу палатки, в сумраке появилась знакомая карусель зеленых искорок с неизменным амбре тухлых яиц. Обычное дело. Я снова замочил оборотня. Выходит, на моем счету уже тринадцать вервольфов. Счастливое число. Круто. А если в кратчайшее время выясню, где я и почему, будет еще круче.
Смерч зеленых искорок вел себя странно. Карусель, поначалу тихая и благообразная, начала резко ускоряться, превратившись в сплошной зеленый обруч. Потом обруч начал сжиматься. Вскоре он превратился в крохотный шар, как мячик для пинг-понга.
Зеленый мячик, сгусток ментального опыта, немного повисел и, словно получив мастерский удар ракеткой, вонзился мне в солнечное сплетение.
И я сразу вспомнил все. Или узнал. Хотя, точнее – именно вспомнил.
Ведь это мое прошлое: и вождь Акелла, и паштет из печени Барбары, и вино с человеческой кровью, и лампа-луна.
И безумное изнасилование-осеменение, и образцово-показательный расстрел семьи вервольфов, которая готовилась принять нового родственника.
Потом я отыскал ключ и машину времени. Познакомился с капельку тормознутым, но очень милым пареньком по имени Андрюха, которому теперь должен три ящика армянского коньяка.
Я вспомнил славного мужика по прозвищу Кувалда.
Вспомнил последний бой с оборотнями, где мне хорошенько досталось.
Вспомнил, как в упоении рвал зубами сердце Акеллы.
Вспомнил хруст шейных позвонков ни в чем не повинного лося, солоноватый вкус его горячей крови.
Вспомнил восторг, эйфорию и абсолютный экстаз, познанные в ночном лесу.
Все это случилось со мной.
Я сам себя нес по лесу, оберегая от веток, сам себя поил молоком с медом.
А потом раздавил бабочку и окончательно превратился в оборотня.
Выдернул из руки обрез и швырнул на пол. Захотел перерезать человеку Бонифацию Македонскому глотку.
И за это желание я совершенно справедливо заработал серебряную пулю в лобешник.
Ибо сказано: «Поступай с другими так, как хочешь, чтобы поступали с тобой».
И еще. Самое главное: «Не убий».
Уже светало. Я вышел из палатки, стараясь не смотреть на собственный труп.
Подобные контакты, решил я, вгоняют в излишнюю тоску, приводят к нервным срывам и чересчур продолжительным запоям.
