Теперь ледниковое чудовище мчалось, пересекая склон большими и четкими кошачьими прыжками. Но оно не убегало от людей, как должно было бы по необдуманному предположению Суоми. В полном неведении о силе, с которой ему предстояло столкнуться, зверь приближался, чтобы убить и съесть Суоми. Безумный голод гнал его. Бегущие изо всех сил когтистые лапы отбрасывали назад камни осыпающегося под ним склона вместе с покрывавшим их снегом.
– Стреляй! – Суоми не знал, Шенберг ли произнес это слово или он сам, или оно просто возникло, материализованное сознанием в замерзающем и остановившемся во времени воздухе. Он только знал, что к нему приближается смерть, видимая и воплощенная, а его руки не годны ни на что, кроме перебирания символов, возни с записывающими приборами, кистями, электронными перьями, производящими впечатление на мир со второго или третьего захода. А мускулы его сейчас были парализованы и ему предстояло умереть. Он не мог пошевелиться и противостоять безумной уверенности, увиденной в глазах животного, уверенности, что он – это мясо.
Вдруг рядом с правым ухом Суоми раздался звук ружья Шенберга, вроде бы просто повторяющий его безрезультатный выстрел. Невидимые кулаки сатанинской силы хлестнули нападающего зверя, встретив его прекрасную атакующую мощь, превосходящей и более безжалостной мощью.
Силовые удары вырвали клочья оранжево-желтого меха и разворотили под ними мышцы и кости. Разом тяжелое тело потеряло свою грацию и импульс движения. И все же зверь, казалось, еще стремился достать людей. Затем его тело разломилось вдоль линии проникающих ранений, вываливая внутренности, словно у порванной игрушки с красной начинкой. Суоми отчетливо увидел раскрытую лапу, вооруженную когтями, по размеру сравнимыми с ножом, и загнутыми на конце высоко поднятой передней конечности, и затем обрушившуюся в лужу талого снега в десяти метрах от его ботинок.
Когда зверь перестал шевелиться, Шенберг для верности выстрелил еще раз точно в затылок головы животного, потом повесил свое ружье на плечо и вытащил голографический аппарат для съемок. Затем, посмотрев на окровавленное и разорванное тело с разных углов, он покачал головой и убрал аппарат. Успокаивающим тоном Шенберг заговорил с напарником, казалось, ни в малейшей степени не удивившись или огорчившись поведением Суоми. Когда же тот, наконец, пробормотал что-то вроде благодарности, он был небрежно снисходителен. Но именно это было своеобразным выражением наиболее презрительного отношения, которое Шенберг мог себе позволить.
Ранним утром второго дня Лерос – главный жрец – повел тридцать двух оставшихся участников турнира в легкий поход примерно на пять километров: от равнины у реки, где прошел первый круг, до луга, расположенного гораздо выше, у самого подножья горы Богов. На этой новой площадке уже трудилась прибывшая ранее группа жрецов и работников – слуг, подготавливая новый ринг для поединков на очищенной и плотно утоптанной земле, и новый полевой алтарь для образа Торуна, привезенного на телеге как раз перед приходом Лероса и воинов.
Занятые трудом рабы обливались потом, зарабатывая свой суточный корм, ибо число их сильно сократилось и многих отправляли на другие задания. Всего половина от первоначального количества воинов нуждались в прислуге и, как обычно, было много другой работы наверху в городе-крепости и внизу на подчиненных землях.
План турнира, переданный Леросу верховным жрецом Андреасом и его Внутренним кругом советников требовал, чтобы каждый следующий круг поединков происходил все ближе к вершине горы. В этом заключался символический смысл, как объяснил Андреас. Но Лерос усмотрел в этом плане также и практические достоинства. Быстрее удается избавиться от отбросов каждого лагеря – уборных, мусора из кухонных палаток, останков погребального костра.
Работы по подготовке нового лагеря были закончены вскоре после прибытия бойцов. Прислужник вручил Леросу новые списки для поединков на пергаменте.
Лерос созвал мужчин на сбор и после выполнения некоторых формальностей огласил списки для всех:
Артур из Чеспа
Брам Безбородый из Консиглора
Брун из Бурзо Чарльз Прямой
Кол Ренба Ефим Самдевятов
Фарли из Эйкоска Джофф Симболор
Жиль Коварный Глэдвин Вануччи
Хэл Медник
Гомер Гарамонд из Бегущей воды
Джуд Исакссон
Канрет Джон из Джонсплейса
Ле Нос из Хайленда МТамба Мим
Местль из Винди Вэйла Октане Бук из Пачуки
Омир Келсумба Отис Китамура
Пернсол – погонщик мулов из Уэфф Плэйна Полидорус Грязный
Рафаэль Сандовал Рахим Сосиас
Рудольф Тэдбери Шан Ти Грозный
Синию из Вечнозеленых склонов Томас Граббер
Трэверс Сандакан из Дороги грабителей Ванн Кочевник
Владерлин Бэйн из Санфа-тауна Вул Нарваэз
Перед тем, как подать сигнал о начале первого поединка во втором круге, Лерос мгновение помедлил и посмотрел по сторонам на свой мир. Многое в нем удовлетворяло его. С высокого луга, где он возвышался, виднелись длинные полосы обработанной земли. Внизу километр за километром тянулись поля и пастбища, кое-где сады или группки домов, лоскут голого леса или строчка деревьев вдоль русла реки. Это был мирный и послушный мир, мир крестьян, ремесленников и урожая. Это был мир, покорно служащий жестокому хозяину, живущему высоко вверху. Конечно, все это несколько портило Братство. После вчерашнего подброшенного оскорбления от них больше ничего не появилось. Был еще один, более неприятный факт – Внутренний круг, похоже, был закрыт для Лероса. Отсюда следовало, что кабинет Верховного жреца навсегда останется недостижимым. Ну почему такой жрец, как Лашез, например, который был больше ремесленник, нежели воин, может быть членом Внутреннего круга, в то время как Лерос и другие более достойные люди удерживаются на расстоянии?
Во всяком случае турнир проходил хорошо. А это было самое главное. Возможно, в случае большого успеха его, наконец, ждет повышение. А пока нет никаких оснований опасаться, что турнир не сможет и дальше идти гладко. В конце состязания большие крота города откроются для победителя, а девушки будут устилать перед ним дорогу цветами и он торжественно будет проведен по улицам к самому храму. И храм тоже откроется перед ним, а потом внутренние занавеси из кольчуги раздвинутся – никогда подобное не делалось для Лероса – и тайные двери тоже. И победитель будет впущен туда, где Лерос сам не был ни разу, туда, где боги гуляют вместе с павшими героями, ранее бывшими простыми смертными, где только Верховный жрец и Внутренний круг служили связующим звеном между ними и миром людей.
* * *
Для Лероса его религия была не просто вера. Однажды, когда в воздухе бесновалась гроза, сверкая молниями, ему удалось во внутреннем дворе храма взглянуть на Торуна, прогуливавшегося вечером с Верховным жрецом. По росту Торун был намного выше любого смертного.
Лерос склонил голову для своей молитвы, но затем, вспомнив свои обязанности, вернулся к ожидавшим его людям и объявил имена участников первого сегодняшнего боя:
– Артур из Чеспа – Брам Безбородый из Консиглора!
Артур был мужчиной средних лет и среднего роста. На фоне других воинов он выглядел низковатым. Плотный, сурового вида, с густыми усами, он вошел на ринг с видом абсолютной и спокойной уверенности. Неподвижно и не мигая, он наблюдал за тем, как Брам Безбородый приближался к нему с намерением убить его. Безбородость Брама объяснялась, очевидно, его явной молодостью. Хотя он был высок и широкоплеч, лицо его выглядело не старше одного года планеты Охотников, то есть на пятнадцать или шестнадцать шестидесятых частей от жизни старого человека этой планеты. Брам не выглядел спокойным, но его волнение было скорее радостным, чем испуганным, и он начал атаку энергичным взмахом длинного меча. Артур уверенно отбил удар и не слишком спешил сам переходить в наступление.
Брам усилил натиск, его молодость и энергия не допускали возможности того, что его могут победить. Он наносил удар за ударом, но Артур продолжал обдуманно отступать, очевидно, выжидая удобный момент для контратаки. Брам ударял вновь и вновь со всевозрастающей скоростью и страшной силой. Артур не решил еще, как лучше вести поединок дальше, когда последовал сокрушительный удар – рука и плечо были отсечены. И сразу же, без промедления, Брам нанес и окончательный удар.
– Брун из Бурзо – Чарльз Прямой!
Брун был тяжеловесный, русоволосый, весь какой-то выжженный солнцем. В одной широкой ладони он так держал короткое копье, что было ясно – этот будет изредка колоть, но рискнет поставить все на один решающий бросок. Он сразу захватил инициативу боя, но кружился осторожно, медленно двигаясь вокруг Прямого Чарльза против движения солнца. Чарльз переступал подобно неуклюжей птице, как будто для него было лучше опираться на одну ногу, и возвышался над своим противником, держа двуручный меч наготове против всего, чтобы ни задумал сделать Брун. Когда же последовал первый укол копьем, – сильный и быстрый, – то ответ Чарльза оказался еще искуснее: срубленный наконечник копья противника оказался на земле. Вскоре туда же свалилась и русая голова Бруна.
