Ознакомительная версия.
Мирошник бросил косой взгляд, я услышал, как заскрипела баранка под крепкими пальцами, костяшки побелели. На скулах натянулась кожа, выступили рифленые желваки.
– Это хорошо, – сказал я.
Его зубы скрипнули так, словно танк развернулся на мраморной площади.
– Хорошо?
– Просто прекрасно, – сказал я.
Он взглянул на меня так, будто и меня с наслаждением бы зашвырнул под танк.
– Почему?
– Наше унижение, – пояснил я, – когда они расширяют свое НАТО на восток, концентрируя свои войска прямо у наших границ. Это не столько угроза, как унижение! Напоминание победителя, что нас поверг и теперь вытирает о нас свое американские сапоги!.. А чтобы мы зашевелились, нам не просто должны дать в морду, но и наплевать на нас, помочиться, вытереть сапоги. Это западные рыцари шляются по свету в поисках приключений, а наш дурак сидит да сопит в две дырочки, пока Змей не украдет его невесту, не спалит хату, не навалит кучу дерьма во дворе. Но Змей ошибается, когда думает, что если рыцарь шляется в поисках Змея, то он силен и храбр, а ежели Ванька лежит на печи да жует сопли, он слаб... Ему только разозлиться надо.
Мирошник слушал, посматривал недоверчиво. Похоже, он из тех патриотов, что растрачивают силы и время, выискивая доказательства, что русские – самый древний народ с богатым прошлым, что всегда побеждал, что все великие люди – русские, а слоны в Африке – это наши мамонты, только гнусно облысевшие и измельчавшие.
А не отказаться ли, мелькнуло опасливое. Я не готов выползать из раковины. Я даже не улитка, а равлик – голенький, без домика на спине. Вот шоферюге закатил лекцию, что значит – с людьми давно не общался... Да и Кречет, это же ясно, недалеко ушел от своего шофера. А я все-таки мыслитель, философ, придумыватель новых социальных систем, форм правления... Но я знаю, что даже самые безукоризненные схемы, будучи воплощены в жизнь, чаще всего рождают чудовищ. Коммунизм – не пример ли? Это нынешнему совку кажется, что коммунизм придумал Ельцин в молодости, а потом ужаснулся и перестроился в демократа. Коммунизм был прекрасной мечтой всего человечества, начиная с первобытных времен, его идеи развивали англичанин Томас Мор, итальянец Кампанелла, немец Бебель...
Но с другой стороны, зная это, могу предостеречь. Слишком уж нетерпелив Кречет, слишком быстро жаждет поднять страну из разрухи на вершину богатства. Но Россия – не Андорра или Монако. Пуп порвется. Хорошо бы у него, а то у России...
Меня прижало к дверце, я увидел знакомый двор. Машина свернула еще раз, меня качнуло, как ваньку-встаньку, в другую сторону, а машина остановилась перед подъездом. Не успел я выкарабкаться, как Мирошник оказался с той стороны и открыл дверцу.
– Это не нужно, – сказал я, морщась. – Я еще в состоянии сам выползти. Пусть не так изячно, как учат манекенщиц...
– Президент говорил о вас с таким уважением, – ухмыльнулся Мирошник. – Так что я просто из природного вежества.
– Ого!
Он вошел со мной в лифт, огляделся, словно искал потайные телекамеры или замаскированные пулеметы. Проводил до самой двери. Я еще не сунул ключ в скважину, а в дверь с той стороны мощно бухнуло. Хрюка не желала знать, что дверь надо сперва открыть, ломилась ко мне самозабвенно, влюбленно, преданно. За спиной хмыкнуло. Шофер президента не одобрял, что дверь заперта даже не на один оборот, а просто на защелку.
– Если забудете номера телефонов, – сказал он на прощанье, – то жмите верхнюю кнопку. Там наша справочная, подскажут.
– Разберусь, – пообещал я.
Едва отворил дверь, Хрюка вылетела как ураган, подпрыгнула, словно просилась на руки, радостно поприветствовала Мирошника. Уже второй раз видит этого человека, значит, друзья навек, такой может в следующий раз вовсе косточку принести...
Коробочка сотового телефона казалась невесомой, почти помещалась в ладони. Закрыв дверь теперь уже на два оборота, я прошел на кухню, привычно зажег газ, поставил на огонь джезву. Поймал себя на том, что задергиваю шторы, хотя раньше никогда этого не делал. Дом напротив далековат, без мощного бинокля не рассмотреть, размышляю я о судьбах страны, красиво собрав морщины на лбу, или же копаюсь в носу, жутко перекосив харю. Теперь же, как многозначительно сообщил Мирошник, заинтересуются разные структуры. От мафиозных, что везде успевают первыми, до чиновников разного ранга, которым всегда что-то да надо к тому, что уже нахапали.
Кречет прав: другой бы завизжал от счастья. Ходил бы на ушах, падал на спину и дрыгал лапами. Но я точно не буду хапать, я мог бы это делать и раньше, случаи были, но мне нравится моя независимая жизнь, нравится бродить по Интернету, нравится ни от кого не зависеть. Мои работы по футурологии регулярно переводятся за рубежом, даже пятнадцатилетней давности все еще приносят некоторый доход, на безбедную жизнь хватает, а на Гавайских островах я могу побывать и по Интернету, порыться в библиотеке Конгресса США, тут же заглянуть в Лувр, просмотреть картинную галерею Уфицци, быстро пробежать каталог новых поступлений в Берлинской библиотеке. На хрена мне яхта, когда с комфортом могу поваляться и на уютном диване?
* * *
Конечно, меньше всего на свете думал побывать в роли советника президента. Да еще такого! Но... почему нет? Это только маленький человек, будь он грузчиком, инженером или академиком, полагает, что мир двигается как линкор по однажды проложенному курсу... Но еще мудрый Паскаль с горькой иронией сказал, что будь у Клеопатры иная форма носа, карта мира была бы иной. Многие войны начинались по пустякам, капризам, детским обидам, многие страны и народы исчезли не по каким-то историческим законам, как мудро объясняют историки, а опять же – форма носа, косой взгляд, один царь у другого бабу увел, у того-то о ком-то из коронованных балбесов пустил обидный слушок, в результате которого обиженный привел войска, разрушил города, на их месте посеял пшеницу, а народ велел либо изгнать, где те потеряли себя как народ, либо истребил всех выше тележной чеки...
Мир все еще дик, им управляют вожди с дубиной в руке. Теперь их называют президентами, генсеками, канцлерами, но от их настроения, воспитания и привычек зависит слишком многое... Как и от тех, кто их окружает, подает советы.
Зазвонил телефон. Не сотовый, с тем еще надо разбирваться, а мой, старенький, хотя и с наворотами вроде определителя и автодозвона. Я выждал до третьего звонка, лишь тогда высвечивается номер звонящего, поднял трубку:
– Алло!
В трубке прогудел добродушный медленный бас, словно заговорил шмель размером со слона:
– Привет, Виктор. Это Леонид. Тебе привет от Фиры. Еще утром прибыли... Я тебе звонил сразу же, но тебя не было.
Ознакомительная версия.
