– Сильвестр всего лишь биомех, – объяснила Кэрол, – и ничего знать не может.
– Ни за что не поверю, – сказал Оп. – Эта животина – никакой ни биомех. У него в глазах видна самая что ни на есть типичная саблезубая подлость.
– Пожалуйста, Оп, уймись на минутку, – прервал его Максвелл. – Мисс Хэмптон, позвольте представить вам Духа, моего очень старого друга.
– Мне очень приятно познакомиться с вами, мистер Дух, – сказала Кэрол.
– Только не «мистер», а просто Дух, – поправил тот. – Я ведь дух, и больше ничего. И самое ужасное заключается в том, что я не знаю, чей я, собственно, дух. Очень рад познакомиться с вами. Так уютно сидеть за столиком вчетвером. В цифре «четыре» есть что-то милое и уравновешенное.
– Ну, – объявил Оп, – теперь, когда мы перезнакомились, давайте перейдем к делу. Выпьем! Ужасно противно пить в одиночку. Конечно, я люблю Духа за многие его превосходные качества, но не перевариваю непьющих.
– Ты же знаешь, что я не могу пить, – вздохнул Дух. – И есть не могу. И курить. Возможности духов весьма и весьма ограничены, но мне хотелось бы, чтобы ты перестал указывать на это всем, с кем мы знакомимся.
Оп повернулся к Кэрол.
– Вы, кажется, удивлены, что варвар-неандерталец способен изъясняться так красноречиво и свободно, как я?
– Не удивлена, а потрясена, – поправила Кэрол.
– Оп, – сообщил ей Максвелл, – за последние двадцать лет вобрал в себя такое количество знаний, какое обыкновенному человеку и не снилось. Начал с программы детского сада в буквальном смысле слова, а сейчас работает над докторской диссертацией. А главное, он и дальше собирается продолжать в том же духе. Его можно назвать одним из самых выдающихся наших студентов.
Оп поднял руку и замахал официанту, призывая его могучим голосом.
– Сюда! – крикнул он. – Здесь есть люди, которые хотели бы облагодетельствовать вас заказом. Все они умирают от ползучей жажды.
– Больше всего меня в нем восхищает, – заметил Дух, – его застенчивость и скромность.
– Я продолжаю учиться, – сказал Оп, – не столько из стремления к знанию, сколько ради удовольствия наблюдать ошарашенное выражение на лицах педантов-преподавателей и дураков-студентов. Впрочем, – повернулся он к Максвеллу, – я отнюдь не утверждаю, что все преподаватели обязательно педанты.
– Спасибо! – сказал Максвелл.
– Есть люди, – продолжал Оп, – которые, по-видимому, убеждены, что Нomo sapiens neanderthalensis – глупая скотина, и ничего больше. Ведь что ни говори, а он вымер, он не смог выдержать борьбы за существование, в чем усматривается прямое доказательство его безнадежной второсортности. Боюсь, я и дальше буду посвящать мою жизнь опровержению…
Рядом с Опом возник официант.
– А, это опять вы! – сказал он. – Можно было сразу догадаться, как только вы принялись на меня орать. Вы невоспитанны, Оп.
– С нами тут сидит человек, – сообщил ему Оп, пропуская мимо ушей оскорбительное утверждение, – который вернулся из страны теней. По-моему, достойнее всего будет отпраздновать его воскрешение вакханалией дружбы.
– Насколько я понял, вы хотели бы чего-нибудь выпить?
– Так почему же вы сразу не принесли бутылку хорошего пойла, ведерко льда и четыре… нет, три рюмки? – осведомился Оп. – Дух, знаете ли, не пьет.
– Я знаю, – сказал официант.
– То есть если мисс Хэмптон не предпочитает какую-нибудь модную болтушку, – уточнил Оп.
– Кто я такая, чтобы вставлять палки в колеса? – спросила Кэрол. – Что пьете вы?
– Кукурузное виски, – ответил Оп. – Наш с Питом вкус в этом отношении ниже всякой критики.
– Ну, так кукурузное виски, – решила Кэрол.
– Насколько я понял, – сказал официант, – когда я приволоку сюда бутылку, у вас будет чем за нее заплатить. Я помню, как однажды…
– Если я обману ваши ожидания, – объявил Оп, – мы обратимся к старине Питу.
– К Питу? – переспросил официант и, посмотрев на Максвелла воскликнул: – Профессор! А я слышал, что вы…
– Я вам уже битый час об этом толкую, – перебил Оп. – Потому-то мы и празднуем. Он восстал из гроба.
– Но я не понимаю…
– И незачем, – сказал Оп. – Несите-ка выпивку, а больше от вас ничего не требуется.
Официант убежал.
– А теперь, – сказал Дух, обращаясь к Максвеллу, – пожалуйста, объясните нам, что вы такое. По-видимому, вы не дух, или же процесс их изготовления значительно улучшился с той поры, когда человек, которого представляю я, сбросил бренную оболочку.
– Насколько можно судить, – начал Максвелл, – перед вами результат раздвоения личности. Один из меня, насколько я понял, стал жертвой несчастного случая и умер.
– Но это же невозможно! – возразила Кэрол. – Психическое раздвоение личности – это понятно, но чтобы физически…
– Ни на земле, ни в небесах нет ничего невозможного, – объявил Дух.
– Цитатка-то заезженная! – заметил Оп. – И к тому же ты ее переврал.
Он принялся энергично скрести волосатую грудь короткими пальцами.
– Не глядите на меня с таким ужасом, – сказал он Кэрол. – Зуд, и больше ничего. Я дитя природы и потому чешусь. Но я отнюдь не наг. На мне надеты шорты.
– Его выучили ходить на двух ногах, – заметил Максвелл, – но только-только.
– Вернемся к раздвоению вашей личности, – сказала Кэрол. – Не могли бы вы объяснить нам, что, собственно, произошло?
– Я отправился на одну из планет системы Енотовой Шкуры, и в пути моя волновая схема каким-то образом сдублировалась, так что я прибыл одновременно в два разных места.
– Вы хотите сказать, что возникло два Питера Максвелла?
– Вот именно.
– На твоем месте, – сказал Оп, – я бы подал на них в суд. Этим транспортникам даже убийство с рук сойдет! Ты можешь вытрясти из них хорошее возмещение. Вызовешь свидетелями меня и Духа. Мы ведь были на твоих похоронах! И вообще, – добавил он, – нам с Духом тоже следует предъявить им иск. За причинение моральных мук. Наш лучший друг лежит в гробу бледный и неподвижный, а мы совсем убиты горем.
– Нет, правда, мы очень горевали, – сказал Дух.
– Я знаю, – ответил Максвелл.
– Послушайте, – сказала Кэрол. – По-моему, вы все трое относитесь к случившемуся как-то слишком уж легко. Один из трех друзей…
– Чего вы от нас хотите? – осведомился Оп. – Чтобы мы запели «Аллилуйя»? Или таращили глаза, дивясь неслыханному чуду? Мы потеряли приятеля, а теперь он вернулся…
– Но ведь их было двое, и один…
– Для нас он всегда был один, – сказал Оп. – И пожалуй, так лучше. Нетрудно представить, какие недоразумения возникли бы, если бы его было двое.
Кэрол повернулась к Максвеллу.
– А что скажете вы?
