До самого вечера я пускала пузыґри. Мне было интересно! Ниґкаких "черных дыр" не было. И лишь когда я, отчаявшись, решила бросить это занятие, долгожданный, уникальный, редчайший пузырь получилґся! Он был красив, весь в радужных бликах, а на боку его чернела дыра. "Па, я не влу! Там чёлная дыла быґла!" - вспомнила я. "Что ты мелешь?! Дырявых пузырей не бывает. Смотри лучше, как пони детишек катают..."
К чему я всё это тебе, Майкл, говорю? Да к тому, что нельзя сходу всё отвергать. Есть ведь редкие феномены. Некоторые экстрасенсорные способности могут реально существовать.
- Малыш, - ласково начал я, слегка удивлённый её наблюдательностью, - согласен, редкие феномены конечно есть. Новое знание об окружаюґщем наука добывает экспериментальным путем. Действительно, когда уже нет возможности ставить экспериґменты - единственным споґсобом разузнать что-то новое становится наблюдение. Трудность здесь в чем? В вероятности существования очень редких событий. Наґстолько редких, что их появґление, скорее всего, будет трактоваться как ошибка изґмерения либо результат недобросовестности экспериґментаторов. Я размышлял на эту тему. Приведу тебе свой пример:
Представь себе шуточґную ситуацию. Пусть у каждоґго жителя Земли имеется по одному атому тория. Торий радиоактивен. Период его полураспада - 14,5 миллиґарда лет (а это чуть больше времени существования Вселенной). Несложно доказать, что за период жизни одного поколения людей процесс радиоактивґного распада тория едва ли посчастливится кому-нибудь наблюдать. И даже если это явление будет кем-то зафиксировано, научная общеґственность не воспримет сообщение всерьез. Скорее всего, исчезновение атома будет объяснено его потерей. "Не уберег, не уследил... У всех (!) атомы на месте, леґжат себе. А этот умник кричит, что открытие совершил! Атомы, они, брат, не бомбы на складе, а, брат, фундаменґтальные и неделимые частицы, понял?! Если каждый атом начнет разрушаться, так это что ж у нас за Мироздание такое будет? Это же не Здаґние, а руины одни будут!!!"
Но, Линда, трудности науки это одно, а противоречие науке - совсем другое. Предсказатели будущего являются стопроцентными лжецами!
... Постепенно в окна начал просачиваться рассвет. Пока еще бледное небо было совершенно безжизненно. Царила абсолютная тишина. Бывшая свеча превратилась в маленькую белую застывшую лужицу. Всё в этом мире имеет своё начало и свой конец. Настала пора и нам расстаться.
Линда тихо, свернувшись калачиком, спала. Я осторожно встал и оделся. Не стоит нарушать покой девушки - лучше оставить ей записку. В ней я просил прощения и объяснял Линде, что она ни в чем не виновата и очень нравится мне, но я не принадлежу самому себе, - Космос зовет меня. Что ухожу навсегда, и нет смысла чего-то ждать. Что по настоящему ярко чувствуешь аромат цветов, только если дышать их запахом не слишком долго. Что у нее впереди целая жизнь, и она еще встретит своего принца.
... В этот ранний утренний час на улице было пустынно. Ночная прохлада отступила, и первые, местами прорывающиеся между домами, пологие лучи восходящего солнца весело плескались в лужах вчерашнего дождя, искрились на омытых зеленых листьях кустарника.
Выйдя из подъезда, я на миг остановился, подняв лицо к небу, вдыхая чистый сырой воздух, стараясь запечатлеть в своей памяти и только что покинутую безмятежно спящую девушку с ее уютной квартирой и этот тихий переулок. Последний раз обведя взглядом окрестности, всю обыкновенную прелесть которых мы как правило не замечаем, я уже хотел двинуться дальше, когда сзади послышались торопливые шаги.
- Майкл! Подожди!.. - раздался срывающийся голос.
Сердце забилось. Быстро оглянувшись, я увидел её. Запыхавшуюся, растрепанную. На ней лица не было. Наскоро накинутый на голое тело халат не был полностью застёгнут, волосы торчали космами. Я вгляделся в её заплаканное лицо, в эти изумленно распахнутые глаза и схватил её в охапку, стиснул, прижался. Конечно, она прочла мою прощальную записку.
- Прости меня, если сможешь, - пробормотал я. - Мне надо уехать... надолго. Навсегда!
- Но почему? Что случилось? Куда ты улетаешь. Никуда тебя не отпущу! Слышишь?
Я немного отстранился и попытался объяснить, что это приказ, что мне необходимо лететь.
- Я... Я... - тяжело выговорила она, - с тобой хоть на край света... Увези меня, увези далеко, слышишь... - На секунду её глаза бессильно закрылись, и уже полные слёз распахнулись вновь. - Что со мной? Да... Этот сон... Я спала и сон видела: плыву на корабле... С тобой... И далеко-далеко... Прижалась к тебе, и будто холодно мне... Проснулась - а тебя нет...
- Невозможно... - прошептал я, и, стараясь сделать свой голос более твердым, решительно добавил. - Не могу!
Она не хотела меня слушать. Цепляясь за руки, лихорадочно, почти в каком-то исступлении всё повторяла:
- Пойдем ко мне. Нам надо поговорить. Прошу тебя... Умоляю, не уходи вот так... Я буду ждать тебя... Любимый, я же чуть с ума не сошла... Думала, что уже не успею... Что же это такое...
Я еще раз попытался втолковать девушке, что ничего уже нельзя сделать, что всё кончено и ждать меня нет смысла. Про себя я уже решил, что больше ни за что не пойду к ней. Лучше проститься прямо здесь, окончательно и бесповоротно, чем давать какие-то иллюзорные надежды. Но она не желала этого понимать, и все тянула за руку, упрашивая подняться.
- Очень прошу тебя. Умоляю... Расстанемся по человечески, выпьем хотя бы кофе, - прошептала она наконец тихим, безжизненным, потерянным голосом.
Больше я не мог видеть её глаз - она их не поднимала; но я ясно видел её тонкие, высокие брови, её длинные влажные ресницы и блистающий в лучах солнца на одной из щек след слезы, остановившейся у самых губ, плотно сжатых и бледных. Такого я не мог долго вынести...
Девушка действительно мне нравилась. Но что же делать, если жизнь распоряжается по-своему? "Не могу больше жить! Люблю на всю жизнь!" - выкрикивают иные впечатлительные особы, но это лишь слова. Пройдет время и душевные раны затянуться, зарубцуются...
Смятение мое вдруг прошло. "С ней все будет хорошо, - подумал я. - Еще много радости будет в её жизни..."
Подумал одно, а сказал, словно отрезал, совсем другое:
- Нет. Прощай! Прости, если можешь.
Резко повернувшись, я пошел прочь. На меня напала вдруг глубокая тоска. С каждым шагом, по мере удаления, все более и более нарастающая тоска. Тосковать случалось и прежде, и не удивительно, что пришла она в такую минуту. И все-таки в эту минуту, хотя тоска нового и неведомового действительно была в моей душе, меня мучило что-то другое. Что-то было не так. Словно забыл сделать нечто важное, как будто не обратил внимания на какую-то мелочь, незначительную на первый взгляд деталь, но из тех, что в иных ситуациях способны стоить жизни. Раздражаясь и досадуя на самого себя за ничем не обоснованную подозрительность, я свернул в проулок, где стояла моя машина.
