Что представляют собой эти существа?.. Каков их внешний облик?.. Похожи ли они на человека?.. Удастся ли найти с ними общий язык?..
Эти вопросы оставались пока без ответа.
Но, кто бы они ни были, на что бы ни были похожи, между ними и человечеством, населяющим Землю, уже возникла и незримо крепла связь. Связь разума, объединяющая живые существа всей Вселенной. Связь, которая всегда существовала и всегда будет существовать, хотя бы разумные существа, населяющие разные планеты, и не знали о ней.
Эти мысли владели всеми, кто находился в этот момент в кабинете Штерна.
С аэродрома сообщили, что работники ТАСС, корреспонденты, фотографы и кинооператоры уже прибыли и ждут у самолета.
Куприянов решил дождаться телефонограммы из Иркутска и, в зависимости от ее содержания, ждать или тоже ехать на аэродром.
Иркутск, наконец, позвонил; и сообщение, переданное оттуда, взволновало всех еще больше.
Корабль был уже на высоте двухсот километров.
— Они увеличили скорость снижения! Корабль опускается! Они приземлятся в Сибири! Надо немедленно вылетать! — раздались нетерпеливые голоса.
— Может быть, ошибка? — невозмутимо сказал Штерн.
Никто не успел ответить на это замечание, как поступило следующее сообщение.
Абакан телефонировал, что космический корабль показался на его горизонте и быстро летит на запад на высоте ста пятидесяти километров.
Сомнений больше не было. Гости из глубин Вселенной решительно опускались. Было похоже, что их колебания, если таковые у них были, окончились, и они уверенно направили свой корабль к поверхности планеты.
— На аэродром, — коротко распорядился Куприянов.
— Я останусь здесь, — сказал президент Академии. — Буду принимать сообщения и немедленно передавать вам.
Необходимо, хотя бы приблизительно, определить, где они приземлятся.
— Это можно будет почти точно определить, когда мы получим сообщение из Акмолинска, — сказал Степаненко. — Очень важно знать, в каком направлении и на какой высоте они пролетят над ним.
— Я вам немедленно это сообщу. Счастливого пути, товарищи!
Автомобили всю ночь стояли у подъезда. Шоферы, так же, как и участники экспедиции, не смыкали глаз, каждую минуту ожидая своих пассажиров.
Все быстро расселись, и четыре машины, выехав из ворот обсерватории, помчались к аэродрому, до которого было не больше пяти километров.
Куприянов и Степаненко остались на аэровокзале, а остальные направились прямо к самолетам, моторы которых уже работали на малом газу.
Начальник аэропорта провел Куприянова и его спутника в свой кабинет.
Ожидание было непродолжительным. Президент передал телефонограмму из Акмолинска, сообщавшую, что корабль на высоте всего сорока пяти километров пролетел прямо на запад.
— Вылетайте немедленно! Счастливого пути!
Куприянов положил трубку.
— Ну, Владимир Петрович, решайте.
Географ думал недолго.
— Корабль летит вдоль пятьдесят второй параллели, — сказал он. — Судя по его скорости снижения и быстроте полета, он должен опуститься по эту сторону Уральского хребта. Я думаю, что он опустится где-нибудь между Саратовом и Курском. Нам надо лететь по направлению к Воронежу.
— Так и сделаем, — сказал Куприянов.
Было уже совсем светло. Как только они вышли на бетонное поле, возле самолетов произошло движение. Летчики поспешно занимали свои места.
Равномерный рокот моторов сразу усилился, перейдя в оглушительный шум. Двухмоторные серебристые птицы нетерпеливо дрожали, удерживаемые тормозами на месте.
— Флагманский самолет второй слева! — крикнул начальник аэропорта, наклонившись к самому уху Куприянова.
— До свидания! — сказал профессор, протягивая руку.
— Счастливого пути! Желаю успеха!
Куприянов и Степаненко поднялись на борт. В самолете находились Штерн и Ляо Сен.
Штурман эскадрильи встретил начальника экспедиции у двери.
— На Воронеж! — сказал Куприянов.
Громче взревели моторы, и флагманский самолет, чуть-чуть покачнувшись, двинулся вперед. За ним тронулись с места и три остальных.
После короткого разбега машины поднялись в воздух и, не делая прощального круга над аэродромом, легли на курс.
«ОН НЕ ГОЛУБОЙ, А СОВСЕМ БЕЛЫЙ!»
Предположение Степаненко, что космический корабль опустится между Саратовом и Курском, по-видимому, было правильным.
Миновав Акмолинск, он, быстро снижаясь, перелетел Уральский хребет и в шесть часов тридцать минут утра появился над Чкаловом, на высоте двух километров.
Ожидавшие его самолеты Чкаловского аэроклуба поднялись в воздух, и, приветствуя гостей, полетели с ним рядом с обеих сторон.
Учитывая, что космический корабль может двигаться по принципу реактивного движения (хотя позади него не видно было ни малейшего следа), инструктор аэроклуба рекомендовал летчикам не приближаться к его задней части, чтобы не попасть в мощную струю, которую должен был оставлять за собой этот гигантский шар.
По неизвестной причине (это навсегда осталось тайной) один самолет нарушил это указание и вошел в «кильватер» гостя.
Тысячи зрителей, наблюдавших полет корабля, а также другие летчики видели, как самолет, словно отброшенный вихрем, с огромной скоростью помчался хвостом вперед в обратном направлении, несколько раз перевернулся и со сломанными крыльями рухнул на землю.
Заметил ли экипаж корабля эту катастрофу, которой он был невольной причиной, или им не понравилось приближение непонятных машин, но шар резко увеличил скорость и в несколько секунд оставил все самолеты далеко позади себя.
Точно так же он уклонился от почетного конвоя в Саратове, а затем и в Воронеже.
К обоим этим городам он подлетел на небольшой скорости, но, как только в воздухе появлялись самолеты, корабль увеличивал скорость, упорно оставляя их позади и не подпуская к себе на близкое расстояние.
Экипаж космического корабля будто хотел этим сказать, что просит оставить его в покое и не мешать.
Боялся ли он неизвестных крылатых машин? Опасался ли с их стороны враждебных действий? Это было возможно.
— Они просто хотят, чтобы им не мешали выбрать место и произвести спуск, — сказал Куприянов. — Может быть, они опасаются, что приземление их огромного корабля повлечет за собой такие же катастрофы, как в Чкалове.
— Скорей всего так, — согласился с ним Штерн.
Эскадрилья с экспедицией Академии наук находилась в воздухе уже полтора часа. Радист непрерывно принимал и передавал Куприянову радиограммы, и флагманский самолет все время находился в курсе всего, что относилось к космическому кораблю.
