– Здравствуйте, голубчик Иван Алексеевич, – сказал Баков, тяжело дыша. – Был я сейчас здесь в подвале. Ничего, подходящее место.
– В каком подвале? – ужаснулся Кленов.
– В винном, под кабачком.
– Зачем вам винный погреб? – недоумевал Кленов.
– Задержаться нам с вами придется, дорогой ассистент. Исследуем здесь подарок Таимбы.
– Боже мой, Михаил Иванович! Нас ждет Холмстед! Первоклассная лаборатория! Приборы! А вы… о винном погребе.
– Вот именно, голубчик. Не уверен я, что доберусь до этих приборов…
– Что вы говорите, Михаил Иванович! Вы прошли самое, осмелюсь вам заметить, трудное.
– С этим ходей, – указал Баков на маленького Кэда, – я бы к черту в пекло пролез и обратно выбрался вместе с котлом кипящей смолы. Но я не знаю, довезет ли он до Холмстеда вот эту деталь моего организма. – И Баков постучал в левую часть своей груди.
– Опять сердце, Михаил Иванович?
Баков кивнул:
– Поторопиться хочу. Отдал ему самородок золота. Пусть достанет баллон жидкого гелия и кое-какое оборудование, самое примитивное… Я ведь еще не забыл, какой талант экспериментатора обнаружил когда-то профессор Баков у студента Ивана Кленова… А? Иван Алексеевич? Беретесь повторить опыт Камерлинга Оннеса со сверхпроводимостью?
Кленов действительно был изумительным экспериментатором, а Кэд – бесценным человеком.
За короткий срок в винном погребе под харбинским кабачком, который содержал подозрительный толстый и неряшливый китаец, оборудовали физическую лабораторию. В нее были протянуты электрические провода, доставлены кое-какие приборы, а главное – баллон жидкого гелия, присланный в адрес кабатчика из Токийского университета.
В этой примитивной лаборатории Кленов по настоянию совсем расхворавшегося Бакова повторил опыт Камерлинга Оннеса. Он опустил в жидкий гелий свинцовый проводник. При температуре – 271° С всякое электрическое сопротивление в нем исчезло.
– Голубчик мой, – сказал наблюдавший за приборами Баков, – понимаете ли вы, что это значит? Если ток проходит без затраты энергии, то в магнитном поле вокруг проводника сохраняется энергия. Ее будет сохраняться в пространстве огромное количество. Перед нами сверхаккумулятор!
– Это было бы так, если бы сверхпроводимость не исчезла при больших магнитных полях, – напомнил Кленов.
– А вы пробуйте, изучайте, экспериментируйте… Мы с вами уже определили немало любопытнейших свойств радия-дельта. Он радиоактивен, он и служит катализатором для редких химических реакций. Посмотрим, как он влияет на сверхпроводимость…
– Создать защитный слой, который предохранил бы сверхпроводник? – спросил Кленов.
Баков кивнул.
Только Кленов с его изобретательностью и блестящим талантом экспериментатора мог осуществить задуманный Баковым опыт. Он создавал все необходимое для эксперимента «из ничего».
И результат превзошел все ожидания.
Баков не допускал в подвал никого, далее верного Кэда, который был этим почему-то очень обижен, но в конце концов покорно смирился.
Только установив, что радий-дельта действительно способствует сохранению явления сверхпроводимости при сильных магнитных полях, только убедившись, что они с Кленовым на пороге величайшего открытия, Баков согласился ехать дальше, в Соединенные Штаты Америки, к Холмстеду, чтобы там завершить начатую в харбинском кабачке работу.
– Голубчик Иван Алексеевич, – говорил Баков, тяжело дыша, – осчастливим человечество! Каждый в жилетном кармане сможет носить Ниагару…
– Надобно разыскать месторождения радия-дельта в тайге, – предлагал Кленов.
– Боюсь, голубчик, что эти месторождения находятся за много миллионов километров от тайги, – полусерьезно, полушутя говорил Баков.
Еще в Шанхае, в ожидании американского парохода, Баков начал писать статью о радий-дельта, которая должна была явиться продолжением его старой работы о трансурановых.
Писал ее Баков в номере отеля, лежа в постели. Доктор-англичанин, осматривавший его, запретил ему вставать.
Отведя Кленова в сторону, врач посоветовал сразу же по приезде в Сан-Франциско пригласить лучших профессоров. Прощаясь, он многозначительно покачал головой.
И все же Баков настоял на своем отъезде.
Рикши и кули, иностранные моряки и зеваки в порту с любопытством наблюдали, как к джонке пронесли на носилках какого-то больного господина.
Когда джонка подплыла к стоявшему на рейде пароходу, оттуда для больного специально спустили на канате кресло.
Все долгое морское путешествие Кленов и Кэд трогательно ухаживали за Баковым. Уже не гремел больше раскатистый бас профессора. Он часто впадал в забытье и, как казалось Кленову, заговаривался.
Чем иным, кроме бреда, мог объяснить Кленов то, что Баков все чаще вспоминал о взрыве в тунгусской тайге, который произошел якобы не от удара метеорита о землю, а на высоте пяти верст над землей, в воздухе; о чернокожей Таимбе, найденной тунгусами в тайге после взрыва и мечтавшей «вернуться на красную звезду». Однажды во время бреда профессор заговорил даже о каком-то межпланетном корабле, который взорвался, не долетев до Земли…
Баков бредил, но у Кленова в багаже лежала вещественная память о таинственной Таимбе – неведомый трансурановый элемент, названный Баковым радием-дельта…
* * *
Бывший петербургский профессор Михаил Иванович Баков умер 28 октября 1913 года в Сан-Франциско, не дописав последнюю научную статью, так и не увидевшую света.
Возможно, что в этой статье он сумел бы с неумолимой логикой связать взрыв в тайге, появление Таимбы и ее радий-дельта, суливший миру необыкновенные перспективы.
Но смерть профессора Бакова на время оборвала нить, ведущую к изумительному открытию.
Ученые вернулись к проблеме Тунгусского метеорита лишь сорок лет спустя.
Часть вторая
Летающие деревья
– Потом, делая вид, что смотрите на небо, потихонечку переводите глаза на листву, только так, чтобы дерево не заметило!.. Потом дождитесь, когда над листвой пойдут облака, а ветер начнет раскачивать верхушку, тогда…
– Что тогда?
– Тогда прищурьтесь…
– Прищуриться?
– Да-да… И оно полетит!
– Кто полетит?
– Дерево.
– Хэлло! Осторожно!.. Гэй!..
Испуганный голос прокатился в ущелье, отдался глухим эхом.
